Майкл Муркок - Вечный герой

— Но что все-таки представляют из себя сами эти Миры? — нетерпеливо прервал я его.

Ролдеро нервно облизал губы.

— Это такие Миры, куда порой отправляются наши колдуны в поисках неведомой людям премудрости; оттуда они иногда приводят себе помощников — чудовищ, обладающих немыслимым могуществом. Говорят, что посвященный может встретить в этих Мирах своих давным-давно убитых в бою товарищей, свою возлюбленную, своих покойных родителей — и они иногда даже помогают людям! — ну и, конечно, в первую очередь он может встретить там своих врагов — причиной чьей смерти он послужил сам. Это самые злобные и могущественные враги человека… Иногда, впрочем, они бывают вроде как калеки: у кого половинки души не хватает, у кого рук-ног нету…

Я поверил тому, что он мне нашептал, — может быть, к этому времени я уже достаточно много выпил. А не в этих ли Призрачных Мирах зарождались и мои странные сны? Мне хотелось узнать поподробнее.

— Но все-таки, Ролдеро, какие они, эти Миры?

Ролдеро только головой замотал.

— Знаешь, Эрекозе, я всегда не очень-то интересовался этими загадками, всякой там мистикой… Я просто верю в то, что они существуют, но не пытаюсь объяснить их существования. Я даже не знаю, как на все эти твои вопросы и ответить! Это такие Миры, где полно тьмы и всяких там теней и призраков, где унылые воды морей бьются о мрачные берега… Иногда с помощью заклятий можно вызвать их жителей в наш мир — надеясь на их помощь или желая кого-то запугать, например. Мы считаем, что и сами элдрены родом оттуда, из этих ненастоящих, Призрачных Миров, если только они не явились на свет, как о том говорят наши сказания, из чрева проклятой Королевы, подарившей Азмобаане свою девственность в обмен на бессмертие. Бессмертие это унаследовали и ее отпрыски. Впрочем, элдрены достаточно материальны, хотя у них и нет души, тогда как призрачное воинство редко является во плоти.

— А эта Эрмизад?..

— Шлюха из Призрачных Миров!

— Почему ее так называют?

— Говорят, что она совокупляется с упырями, — пробормотал граф Ролдеро и еще выпил. — А упыри за это дают ей силы, чтобы повелевать всякой прочей нечистью. Говорят, упыри от нее без ума, если только они на это способны.

В это я никак не мог поверить. Девушка казалась такой юной и невинной! Я так и сказал Ролдеро. Он только отмахнулся:

— Разве можно определить на глаз, сколько лет бессмертному существу? Да ты на себя посмотри. Сколько тебе лет, Эрекозе? Тридцать? Во всяком случае, старше ты не выглядишь.

— Но я же не вечен, — запротестовал я. — По крайней мере, в одном и том же теле я никогда долго не жил.

— И все-таки как ты определишь ее возраст?

Разумеется, крыть мне было нечем.

— Знаешь, я думаю, что в твоей истории о Призрачных Мирах много взято из бабушкиных сказок, друг мой Ролдеро. От тебя, честно признаюсь, я такого не ожидал!

— Если хочешь, можешь называть это сказками, — пробурчал Ролдеро. — Только ведь доказательств-то у тебя никаких, так что уж лучше пока поверить на слово.

— Придется, наверное.

— Удивляюсь я порой, глядя на тебя, Эрекозе, — сказал граф. — Вот, например, ты жизнью своей обязан произнесенному заклятию, а в существовании Призрачных Миров сомневаешься больше всех!

Я улыбнулся:

— Ты прав, Ролдеро. Мне следует больше верить другим.

— Ну, пошли, — сказал Ролдеро, направляясь к королю, лежавшему ничком в луже вина. — Надо нам отвести его величество в постельку, пока он не утонул.

Мы вместе подняли короля и, позвав на подмогу гвардейцев, потащили его в спальню и водрузили на кровать.

Ролдеро положил руку мне на плечо:

— И перестань наконец думать обо всем этом, друг мой. Это не доведет тебя до добра. Может, думаешь, мне было приятно, когда детей убивали? Или девушек насиловали? — Он вытер губы тыльной стороной ладони, словно пытаясь избавиться от противного вкуса во рту. — Но если бы это не было сделано с ними сейчас, Эрекозе, то же самое когда-нибудь непременно случилось бы с нашими собственными детьми и девушками. Я понимаю: элдрены красивы. Но точно так же красивы и многие змеи. Или волки, что режут наших овец. Куда мужественнее довести до конца то, что сделать необходимо, чем притворяться, что сам ты не имеешь к этому никакого отношения. Ты понимаешь, о чем я?

Мы стояли в королевской спальне и смотрели друг на друга.

— Ты очень добр, Ролдеро, — сказал я.

— Таков мой дружеский совет тебе, — пояснил он свои слова.

— Я понимаю.

— Это ведь не ты принял решение перебить всех детей, — сказал он.

— Но я сам принял решение ничего не говорить об этом королю Ригеносу, — ответил я.

Заслышав собственное имя, король пошевелился и начал что-то бормотать во сне.

— Пошли, — улыбнулся Ролдеро, — надо убраться отсюда до того, как он припомнит слова той похабной песенки, которую обещал спеть нам.

Мы расстались с Ролдеро в коридоре, за дверями спальни. Граф посмотрел на меня озабоченно.

— Такое иногда совершенно необходимо, — сказал он. — Просто на нашу долю выпало претворить в жизнь решение, принятое несколько столетий тому назад. И пусть совесть не мучает тебя. В будущем нас, возможно, станут считать мясниками, но мы-то знаем, что это не так. Мы просто мужчины. Воины. И мы ведем войну с теми, кто хотел бы нас уничтожить.

Я ничего не сказал, только положил руку ему на плечо, потом повернулся и пошел к себе.

Душевные страдания заставили меня совсем позабыть о той девушке, пока у дверей своих апартаментов я не увидел стражу.

— С узницей все в порядке? — спросил я.

— Другого выхода отсюда нет, лорд Эрекозе, — сказал мне стражник. — Во всяком случае, для людей. Вот только если она вздумает призвать на помощь своих упырей…

— Если мы только это заметим, им от нас не уйти, — заверил я его. Он отпер дверь, и я вошел к себе.

В комнате горела только одна лампа, так что видно было плохо. Я зажег еще одну лампу.

Девушка лежала на кровати. Глаза ее были закрыты, однако на щеках еще не просохли обильные слезы.

«Значит, они плачут точно так же, как и мы», — подумал я.

Я не хотел тревожить ее, однако она открыла глаза, и мне показалось, что в них плеснулся ужас, хотя я и не был уверен, ибо глаза эти были действительно странными, как бы лишенными белков, и сверкали голубыми и золотистыми искрами. Посмотрев в эти глаза, я вспомнил, что рассказывал мне Ролдеро. Я уже начинал верить ему.

— Как вы себя чувствуете? — глупо спросил я.

Губы ее шевельнулись, но она ничего не ответила.

— Я не собираюсь вредить вам, — продолжал я тупо. — Я бы и детей тех пощадил, если бы это было в моих силах. И оставил бы в живых ваших воинов во время морского сражения. Но я обречен лишь вести воинов на бой. Мне не дано спасать их жизни.