Дмитрий Гаврилов - Великий и Ужасный (фантастические рассказы)

— Чего? — не поняла Юля.

— Тот, кто помогает людям и богам верно оценивать их значимость.

— А… — протянула она, — Но Ренат и не зазнавался, кажись. И чего дальше?

— Приезжает наш Локи в Москву, тут моментально портится погода. Живёт Локи с неделю у Рената — у того системные блоки один за другим горят. Ренат — на все руки мастер, электроника у него «на задних лапках» ходит и «по струнке» стоит — собирает нашему нижегородцу машинку и отправляет домой. И что ты думаешь? Хотя сезон дождей мигом оканчивается, и дня не проходит, как у радушного хозяина начинаются проблемы с ногой… Он только сейчас оклемался. А так совсем неходячий был. «Генеральский эффект» именуется. Это когда объективные законы физического мира попадают в зависимость от человека, не осознанную им. Совсем погано, если эффект присутствия «начальства» проявляется на показательном выступлении перед ним же самим, родным. Вот вчера ещё в лаборатории всё работало, испытывали, проверяли, перепроверяли, а давеча — пришла с начальником его референт, улыбнулась — ничего не запускается. А погладила агрегат ладошкой…

— Мудрено! — сказала Рыжая, а бесенята снова затеяли игру в её немыслимых очах.

— Знать, сильно этот Локи в своё время богам насолил! — поправился я. — Природа отыгрывается на тех, кто каким бы то ни было образом потворствует носящему это имя… По большому счёту Ренат сам виноват, Локи тут ни при чём. Это как раз второй случай, когда ник, взятый в шутку для Интернет, меняет не виртуальную, а реальную жизнь. Ренат назвал себя в сети не вполне подходяще — Бабай-Ага. В наших-то широтах Яга — древняя языческая богиня, у которой, как ты помнишь, одна нога не похожа на другую. И у скандинавов есть такая — Хель… А, и об имени! — хлопнул я себя по лбу, найдя, наконец, повод, оставить эту скользкую тему, прикосновение к которой без особого повода чревато непредсказуемым. — Ты желание загадала?

Она сверкнула глазами на Бродягу, сидящего слева, тот зарделся, как мак, я заметил бы это невооружённым глазом и не в такую темень, а тут уж светает.

— Загадала! — улыбнулась Рыжая и взялась за гитару.

Она пела об отважном бумажном солдатике, что готов был дважды шагнуть в огонь и дым. Потом она пела ещё и ещё, многое такое, чего даже я не слышал на своём походном веку. Длинные девичьи пальцы уверенно брали аккорд за аккордом, мелодия послушно текла, бередя душу, или что там ещё имеется вместо неё…

Богатырский храп Рената я бы узнал из тысячи.

Хорошо, что это Рыжее чудо ни о чём не догадывается, а занудство физика ей — «до лампочки», на то и «генеральский эффект».

Свежий шестибалльный ветерок, как сумасшедший, теребил защитный комбинезон. Я прикрыл глаза ладонью, но ветер прилепил её ко лбу. Пришлось повернуться боком. Разжав пальцы, я таки глянул в сверкающий борт звездолёта и рассмеялся. На меня взирало чье-то плющевое безволосое лицо, с одной стороны напоминающее студень, с другой — больного флюсом. Этот ветер навеял кучу воспоминаний, которые полезли из головы наружу и, воспользовавшись замешательством, скрылись в дебрях предательской планеты. Я было погнался за ними, чтобы впихнуть обратно, но увяз в болоте и жутко вымазался.

К счастью, раса разумных комаров на Гудвине, по данным учёных, была давно истреблена на корню расой разумных птиц, а та, в свою очередь, не менее разумной и многочисленной расой летучих кошек. Кошки вымерли сами.

Держу пари, в таком свинячьем образе меня никто бы не узнал, но я люблю путешествовать в одиночку.

Ещё год назад в центре реабилитации после очередного перелома ушей, шеи, позвоночника, рук и ног, я встретил старого друга Веога Лоора. Мы были вместе ещё с тех славных лет, когда я работал в Службе Контроля Времени, а он заведовал там лабораторией карманных хронотронов. Веог сделал неплохую научную карьеру, но сейчас даже я не позавидовал бы бедняге. Его состояние было ужасно в сравнении с моим, хотя профессор держался молодцом, изредка похихикивая.

За партией в сочинку, бесовскую игру, по-моему, названную в честь какого-то древнего города, за это смытого волной, мы разговорились о минувшей экспедиции Лоора. Всучив партнеру на мизере три туза, мы, довольные эдаким исходом, отправились в палату Веога, делить барыши. Тут-то он и посетовал, что в том полёте на планету Гудвин выжил лишь один, а значит, никто не сумеет подтвердить правоту его слов.

Выигрыш был солиден, пятьсот центавров, не считая молодильного яблока из созвездия Гесперид той же стоимости.

— Я слышал, ты быстро идёшь на поправку, — начал Веог, поглаживая правую половину окладистой бороды, правую — поскольку левая была выдрана безжалостными поклонницами.

— Скоро выпишут! — подтвердил я, покусывая ус.

Я прежде всегда непроизвольно покусывал ус, когда предчувствовал выгодное дельце.

— И у тебя есть шлюп, — продолжал Веог Лоор, мученически глядя мне в глаза.

— Сколько? — спросил я.

— На огрызок от яблока Гесперид, — был его ответ.

— Нет, ну что вы, профессор? Мы давнишние приятели, Веог! Грешно наживаться на дружбе, — вспыхнул я от ушей и до кончика хвоста.

— Тогда по рукам!

— А в чём там дело? — осведомился я, потирая ушибленную ладонь.

— Ты мне тоже не поверишь! Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! — парировал Веог Лоор, — Но сойти с ума там можно без особых хлопот, — по-отечески предупредил он затем. — Cильно удивлюсь, если ты продержишься неделю.

На том и расстались.

А в понедельник я уже бесстрашно припланетился на Гудвине.

Ну, да за свой рассудок мне не стоило беспокоиться, так я по меньшей мере считал — ведь нельзя же сойти с того, на что не вставал.

Я быстро разбил лагерь, это мне тоже, как «дважды два», отобедал и заснул покойным сном, доверив охрану последней модели РСЗЛ (если кто не знаком с новомодной аббревиатурой, это — рациональная система замены личности).

Мне грезилась степь, русские приволья, заходящее солнышко и неумолимые стрибы, так и веющие, нахалы, стрелами на хоробрые полки Игоревы, на поверку оказавшиеся одним, крайне разнузданным войсковым соединением.

И всё-таки я почти с нежностью вспоминаю те молодые далекие годы, когда под видом варяга я затесался среди ближних Север-новгородского, или, может, Новгород-Северского князя.

На весёлом пиру я улучил момент и, наконец, выяснил вопрос, столь занимавший наших ученых:

— А кусала ли того самого Олега злая гадюка, или он почил сам?

Игорь быстро раскололся, признав, что всё это домыслы прощелыги Нестора.

Потом мы ещё выпили, и ещё. По пьяной лавочке феодал наговорил мне кучу пошлостей, я не мог терпеть и в самых непарламентских выражениях предостерёг его от похода на половцев: