Игорь Мерцалов - Новейшая оптография и призрак Ухокусай
- Название:Новейшая оптография и призрак Ухокусай
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Альфа-книга
- Год:2013
- ISBN:978-5-9922-1608-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Ваша оценка:
Игорь Мерцалов - Новейшая оптография и призрак Ухокусай краткое содержание
Однажды упырь Персефоний скажет Сударому: «При вашей сугубо мирной работе, Непеняй Зазеркальевич, вас слишком часто хотят убить». И будет совершенно прав. Сомнительные предложения, угроза жизни, вызов на дуэль — вот что принесло открытие, совершенное молодым оптографом. Но все это отнюдь не повод унывать, ибо из всякого положения есть выход, если рядом верные друзья, а научная магия, несмотря на свои неожиданные последствия, остается безумно интересным занятием. И весьма небесполезным: когда мирный провинциальный Спросонск посещает загадочный призрак Ухокусай, именно новейшая оптография дарит надежду на спасение.
Новейшая оптография и призрак Ухокусай - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Приехали, сударь! — объявил извозчик, не позволив Сударому довести до конца этот насыщенный драматический период.
В приемной оптограф, как ни был занят мыслями, сразу заметил загадочный взгляд Вереды. Новый какой-то взгляд, доселе он у нее такого не примечал.
— Что-то случилось? — спросил он, подойдя к ее столу и привычно делая вид, что не замечает, как неясная тень скрывается за чернильницей.
— У вас гостья, Непеняй Зазеркальевич, — произнесла Вереда чудесным низким голосом и взмахнула ресницами.
— Какая еще гостья?
— Дама, — с выражением ответила Вереда. — Она в студии.
— И что она там, интересно, делает?
— Ждет вас, — с решительно театральной интонацией сообщила Вереда, и взор ее из просто загадочного превратился в абсолютно таинственный.
Сударый пожал плечами и прошел в студию. Там царил золотистый сумрак, рассеиваемый одиноким светильником над демонстрационным столом, а в сумраке скрывались длинноногие штативы и длинношеие треножники со световыми кристаллами. Подле одного из них стояла стройная молодая женщина в шляпке, с которой ниспадала, закрывая лицо, черная вуаль. Судить о ее внешности было трудно (она и сама-то из-под своей вуали навряд ли много чего видела), но нельзя было не признать, что фигура у нее изумительная, а поза — волнительная.
— Сударыня? — произнес, приближаясь к ней, Сударый.
— Ай! — взвизгнула она, подскочив, и, поспешно приподняв вуаль, рассмотрела оптографа.
Тот, как воспитанный человек, сделал вид, будто ничего не заметил, благо Вередина тварюшка ежедневно предоставляла ему возможность тренировать невозмутимость. Личико у незнакомки, кстати, оказалось очень даже симпатичным.
Но кто она и что здесь делает?
— Чем могу быть полезен?
— Ах! — воскликнула она, простирая к нему обтянутые тонкими, как паутинка, перчатками руки. — Не томите меня ожиданием, ответьте: вы ли оптограф Нестреляй Зарезальевич?
— Гхм… Непеняй Зазеркальевич к вашим услугам, сударыня, — поправил Сударый, томимый ужасным предчувствием, что и эта особа окажется членом вездесущего клана Рукомоевых.
Предчувствие не обмануло.
— Я Запятунья Молчунова! — трагическим тоном объявила она, будто это уже объясняло и ее приход, и ожидание в полумраке студии.
— Чем могу быть полезен? — уже прохладнее спросил Сударый.
Посетительница как-то вмиг перестала казаться ему такой уж прелестной. Нет, определенный вкус у Незагроша Молчунова, конечно, был, но, по совести, все эти щечки-ямочки хороши отнюдь не сами по себе. Румяное и цветущее обличье Запятуньи Захаповны предполагало веселый, общительный нрав, а она вела себя в точности как героиня сентиментального романа с бледными ланитами и томными очами, «в коих навек запечатлелось неизбывное страданье» и т. д. Дисгармония не шла ей на пользу.
— Вы можете спасти меня, — заламывая руки, сообщила супруга Молчунова. — Лишь вам это по силам! Но, боже, смею ли я вымолвить? Ах сударь, мне остается лишь уповать на вашу добродетель!
Сударый, который в последние полчаса о своей добродетели был самого невысокого мнения, едва не взялся ее отговаривать. Но потом подумал, что оскорбить сентиментальный настрой богатой истерической дамочки — наихудшая из идей, посетивших его сегодня. Догадываясь, что в соответствующих романах подобные монологи легко могут занимать до полутора страниц, он поспешил заверить Запятунью Захаповну, что добродетель явилась на свет вместе с ним, а конфиденциальность в делах спиритографии он сам и придумал.
Выслушав вступление, повествующее о роке, что нависает над девами и женами сего несовершенного мира, Сударый узнал следующее:
— Я ужасная, гадкая, порочная женщина, и небо справедливо обделило меня красотой. Муж мой — святой человек, он всеми силами тщится отыскать во мне что-то доброе, светлое, чистое… И живу я надеждой, что усилия его не напрасны, но гложет меня страх, что скоро истощится его терпение… Припадаю к вашим стопам с одною мольбой: дайте ему надежду!
К счастью, припадание к стопам было лишь фигурой речи.
— Каким же образом, сударыня, вы хотите, чтобы я это сделал?
— О, я знаю, знаю, на ваших оптографиях является истинный облик души — того и страшусь, что муж увидит мой образ, исполненный духовной мерзости, кою влачу в себе, несчастная. Но знаю и то, что вы кудесник и чудотворец изображений, повелитель фантомов! Вы наводите такие чудные иллюзии! Прошу вас, молю вас: наведите на меня такую иллюзию, чтобы душа моя предстала прекрасной — ведь, может быть, это и правда, может быть, где-то в глубине, под скорлупой греха, таится чудесный птенчик возвышенной души!
— У меня такое чувство, сударыня, что вы не вполне ясно представляете себе, о чем, собственно, просите. Видите ли, наведенная иллюзия используется только для создания фона…
— Я прекрасно знаю, о чем говорю! — сердито оборвала его Запятунья Молчунова. — Вы видели репродукцию «Блудной дщери», которую выставляли в галерее в прошлом месяце? У грешницы — глаза святой… я плакала, когда смотрела. Сделайте то же и для меня!
— «Блудная дщерь»? — вскричал Сударый. — Так ведь это же Нестерпеньев! Он же художник! У него талант!
— Не важно, чем творит художник, кистью, пером или светотенью, — наставительно заметила Молчунова, щелкнула застежкой сумочки, вынула две сложенные вчетверо ассигнации и положила на стол. — Здесь пятьдесят рублей — вдвое больше, чем вы заработаете на снимке нашей семьи. Возьмите их — и советую вам стать на сегодня художником, чтобы не пришлось узнать, что такое гнев порочной жены чиновника.
С этими словами она удалилась. Сударый постоял пару минут, опершись кулаками на стол, потом сунул «гонорар художника» в карман и вышел из студии.
Деньги он отдал Персефонию с наказом незаметно подбросить их госпоже Молчуновой. Персефоний суховато заметил, что, хотя за годы его жизни полиция пару раз и обращала на него пристальное внимание, гнусное ремесло карманных воров никогда не было тому причиной. Однако, услышавши, в чем дело, извинился за резкость и обещал постараться, после чего сообщил, что в лаборатории все готово к работе.
— Хорошо, я сейчас подойду, — сказал Сударый и оглянулся на часы. — Вереда, сколько будет: полтора часа разделить на пять разумных?
— Восемнадцать минут, Непеняй Зазеркальевич.
— Умещаются… Однако деликатность мне уже надоела. Значит, так: кто бы ни пришел до сеанса, я предельно… нет, беспредельно занят, и, если отвлекусь даже на секунду, вся работа пойдет насмарку и снимка не будет.
Прежде чем приступить к делу, Сударый прошел в чулан, служивший заодно курительной комнатой. Здесь хранились его детские вещи и кое-какой хлам, в жизни оптографа решительно ненужный, но выбросить который было почему-то жалко.
Шрифт:
Интервал:
Закладка: