Дмитрий Изюм - Туда, где твоя кровь. Часть 1.

Так продолжалось несколько дней. Дед сидел со стеклянными глазами, на вопросы не отвечал и вообще больше молчал. Санька ел, готовил и, по желанию хозяина, часами бил в бубен. А потом он плюнул, взял с собой сушёных грибов и пошёл искать людей. Так он ходил раз восемь, и последний поход продолжался две недели. Ходил по солнцу, по мху на деревьях, по зарубкам. За эти месяцы блужданий набил на ступнях роговую кожу, выучил все местные грибы и ягоды - и съедобные, и, значительно лучше, несъедобные. И всё равно, отчаявшись, возвращался на звук бубна. А пару раз его полудохлого притаскивал обратно дед. Лечил, выхаживал, и всё повторялось по-новой -- костер, жрачка, бубен.

И вот однажды, когда он в полной прострации сидел и мерно долбил, а в голове не было ни единой мысли, он услышал голос:

-- Вечно вы, молодые, куда-то торопитесь. Бросаетесь с голой жопой на меч. А толку? Нет бы выучиться, да выйти спокойно, так вы в закрытую дверь бьетесь. А она не откроется. Убежище только впускает легко, кого от страху, а кого по случайности. На то и рассчитано, для спасения, когда и силы, и время на исходе. Но выход отсюда только один -- научиться управлять собой и своей силой. Или здесь же состариться и умереть. Ну или не состариться, а просто умереть, можно даже самому.

-- Кто это? - мысленно спросил сам себя Санька. - Вот, уже и глюки начались.

-- Я это. И что такое эти твои глюки?

-- Кто?!! - Санька в испуге оглянулся. Дед смотрел на него, пальцем тыкая себе в лоб. - Ни .... себе!!!

Дед, ни слова не говоря, подошёл, отобрал колотушку и зарядил ему по лбу. Искры. Темнота.

Великий

-- Зови меня Великий, - голос возник в голове неожиданно, где-то на втором часу долбления.

-- Великий кто? - подумал Санька, не переставая махать колотушкой.

-- Просто Великий. А кто -- не так важно.

-- А я Санька, или Александр.

-- Хорошо, Сандр, вот и познакомились.

-- А вы бить меня больше не будете?

-- Так -- не буду. Если старые слова не будешь говорить.

-- Какие ещё старые слова?

-- Те, которые ты говорил. Старые слова, даже древние, из речи изначальной. Нельзя их в этом месте произносить - стены они укрепляют. Бывает, что люди, силой обладающие, с ума сходят, кричать начинают всякое, так чтобы не вырвались они отсюда, и бед в миру не натворили, стены и укрепляются. Да и вообще говорить старые слова не стоит. Через них плохое выходит, если думаешь о плохом. Врагу говори, тогда у него и рука дрогнет, и конь оступится, и копьё сломается. А просто так -- не надо. Люди болеть будут, и всё вокруг них сыпаться, что под эти слова делалось.

-- М-да, говорила мама -- не ругайся матом, - вслух подумал Санька, как-то сразу поверив Великому. - Понятно, кстати, почему у нас машины такие хреновые. Потому, что делаются все под мать-перемать. Да и не только машины...

-- А покажи-ка мне ваши машины, представь их просто. М-да, двигатели внутреннего сгорания. Древность какая дикая.

-- Ничего не древность, тут и таких-то нет.

-- Ну, таких, считай, нигде уже нет, везде либо электричество, либо ещё что похитрее. А тут их нет, потому как не положено. Котелок с чайником только, да и то -- инвентарь, не вынести их отсюда, не сломать, не разбить и не потерять. Так что ты привыкай, сидеть тебе здесь долго, пока не научишься силой своей управлять. А как научишься -- так и сам выйдешь.

-- Сколько это - долго?

-- Как тебе сказать... Время по вашему как идет? Быстро? Медленно?

-- Откуда я знаю?

-- Самый малый кусочек времени -- сколько? Показать сможешь?

-- Смогу, наверное. Секундой он называется. Можно посчитать, как десантники считают.

-- Считай.

-- Двести двадцать один, двести двадцать два, двести двадцать три...

-- Хватит. Ясно. В сутках ваших сколько этих секунд?

-- Э-э-э. В минуте их шестьдесят. Минут в одном часе тоже шестьдесят, а в сутках часов двадцать четыре. В году триста шестьдесят пять суток и ещё чуть-чуть. Надо просто умножить, сейчас посчитаю.

-- Не надо, и так понятно. Сидеть тебе тут минимум два ваших года, или больше -- зависит от тебя, как выучишься. Если бы не болтал всякое, то сидел бы меньше, год примерно. А так ещё на год ты себе наговорил, стены Убежища укрепил. Чтобы проход открыть -- теперь гораздо большая сила потребуется.

-- Так долго?! А вы мне не поможете?

-- Нет, эта штука работает на каждого индивидуально, да и нельзя помогать, самому срок продлится.

-- А вы тут долго?

-- По вашему лет триста, но мне проще, я тут с исследовательской целью, пытаюсь разгадать секрет Убежищ. Вернее пытался. А потом одному вроде тебя помог, ругался сильно.

-- Получилось?

-- Нет.

-- Так я тут у вас не первый такой?

-- Третий...

-- А первые двое где?

-- За хижиной лежат.

Санька отложил бубен, встал и пошёл за хижину. На полянке увидел холмик, заросший травой.

-- Один. А где второй?

-- Там же. Пепел только от него остался.

-- Как же так?

-- А вот так. Одному я выйти помогал, а второй с духом своим первым не совладал. Когда силой пытаешься овладеть и с первым духом договориться, он, по закону подлости, попадается самый злобный, и совладать с ним трудно - не любит мир силу отдавать. А посторонним при этом вмешиваться вообще нельзя -- даже пепла не останется. Инициация дело такое, рискованное. И неучи обычно гибнут.

-- А меня вы научите?

-- Научу, куда ж деваться. Но только от тебя зависит -- выйдешь ты отсюда или нет.

КМБ

Следующим утром Великий поднял его ни свет ни заря и вытащил во двор. Повертел в разные стороны, хмыкнул и поманил за собой в лес. Там Санька первый раз увидел, что такое реальное колдунство. Старик выбрал дерево прямо у края леса, прижал к нему ладони, постоял немного, задумавшись, и дерево упало. Подойдя к упавшему стволу, Великий, также поводив ладонями, отделил крону. От ствола осталась толстая колода длиной метра два с половиной с ровными срезами торцов. "Как лазером срубили!" - подумал Санька. Потом Великий выломал лесину потоньше, так же руками обломал ее с концов и, всучив Саньке, поманил его рукой к стойбищу.

По прибытию дед вручил Саньке бубен, с целью пообщаться, а сам принялся за грибы. Через пол-часа долбёжки Санька пробился на связь.

-- Шест ошкурить! Колоду прикатить и вкопать тут! - Великий показал пальцем место.

-- Как прикатить? В ней весу черт-те сколько!

-- Как-как... Шестом, потихоньку.

-- А зачем?

-- Затем! - Великий подошел к Саньке и сперва оттянул ему шкуру на лице, а потом на боку. Да, сейчас назвать Саньку толстым или даже полноватым было нельзя. Шкура висела складками. - Прежде чем учиться, надо тело укрепить. Работай, ученик. И ешь побольше.

Спустя три дня, работая шестом как рычагом, прикатить колоду все-таки удалось. Ещё четыре дня ушло на ее вкапывание. Лопаты не было. А потом Великий на очередном сеансе глюко-связи сказал: "Учить начну тогда, когда сломаешь об колоду свой шест". "Фигня вопрос!" - подумал Санька и с размаху ошарашил колоду шестом. Руки отбил знатно, а на шесте ни вмятинки, ни трещинки. Спустя пару недель он понял, что всё не так просто. Руки правда уже не болели. Долбить шестом по колоде по всякому он уже навострился - Шаолинь отдыхает. Как в бубен. "Точно! Бубен!" - Сашка с ходу поймал привычный ритм, только теперь он долбил не колотушкой, а шестом и смотрел на него. Сначала ничего не происходило, но потом он понял, что внутри шеста что-то есть. Или кто-то.