Терри Пратчетт - Корона пастуха

Тебе повезло, отец: именно твое владение выбрали, чтобы испытать это изобретение.

Отец вспыхнул; брат Хьюго вскричал «Ура!» без особой причины, просто чувствуя, что кто-то должен это сделать. Джеффри взглянул на мать. Обычно она выглядела как женщина, которую так сильно подавляли, что она сама превратилась в ходячее приглашение к подавлению, однако теперь она выпрямилась, вскинув подбородок.

— Гарольд, наш сын творит настоящие чудеса, и сам король считает его другом, — гордо сказала она. — И не надо так смотреть на меня, Гарольд. Сегодня мой черед говорить. И, между прочим, королева Ланкра пригласила меня погостить у нее, добавила она удовлетворенно.

Мефистофель мекнул, и, едва лорд Вертлюг направился прочь, как козел повернулся к нему спиной и огрел копытами прямо по заднему месту, что сопровождалось громким пуком, который — почти, но не полностью — был скрыт за шумом падения тела.

— Очень полезный боевой козел, — пробормотал Мак-Тавиш, когда Джеффри приблизился, — и твой отец против него ничего не поделает. — Он подмигнул. — Только не с этой попоной, которая у него на спине. Правда, надо сказать, пахнет он своеобразно, даже хуже, чем раньше.

— Да, — сказал Джеффри, — зато он умеет лазить по деревьям, пользоваться уборной и даже считать. Он необычайное создание; он может превратить самый мрачный день в ясный и светлый. Просто как-нибудь посмотрите ему в глаза.

И Мак-Тавиш посмотрел. А потом поспешно отвернулся.

Два дня спустя Тиффани привела одну из фермерских лошадей на холмы около фермы. Осень только вступала в свои права. В ясном небе кричали ястребы, и сквозь прозрачный воздух ясно виднелись вершины Овцепиков, покрытые снегом даже в это время года.

В этой части холмов, какой бы ни была погода, всегда можно было увидеть несколько овец; подросшие ягнята носились и топотали вокруг пасущихся матерей.

Здесь находился приметный ориентир для тех, кто знал. Особое место для овец и пастухов. Место, где под дерновым одеялом лежала Бабуля Болит.

Виднелись только старые железные колеса ее фургончика да еще пузатая печь с трубой, но земля, земля здесь была священная. Тиффани приходила сюда всякий раз, как ощущала себя песчинкой в водовороте, но здесь, где ветер никогда не стихал, она чувствовала, что может справиться с чем угодно.

С помощью лошади и крепкой веревки Тиффани выворотила из земли вросшие колеса, тщательно обмахнула их и сложила вместе. Роб Всякограб предложил было свое содействие, но, получив отказ, удалился с озадаченным видом, бормоча что-то о ковах и о том, что бы он желал с ними сделать.

Назавтра Тиффани отправилась к мистеру Блоку, местному плотнику. Когда она была маленькой девочкой, он смастерил для нее кукольный домик; теперь ей нужен был домик побольше. Плотник обрадовался гостье, но поразился, узнав о цели ее визита.

— Мистер Блок, — сказала Тиффани, — научи меня плотничьему ремеслу. Я хочу построить фургон — пастуший фургон.

Мистер Блок был человеком добрым и не хотел отказывать в помощи.

— Ты же ведьма, — произнес он, — а сделать небольшой фургончик для меня — дело нетрудное. Твоя Бабуля хорошо ладила с нашей семьей, а ты вылечила мою сестру Маргарет, так что… Однако Тиффани совершенно определенно знала, что ей нужно.

— Спасибо, но всю работу с этим фургоном я должна выполнить собственноручно. Он будет моим, от колес и до крыши, и я повезу его туда, где летают жаворонки. Конечно, я все еще буду ведьмой для всех, кому понадобится помощь, но жить я буду там.

По-своему, подумала она. По крайней мере, пока, а там — кто знает, что принесет с собой будущее… И ее рука потянулась к карману, где лежало письмо от Престона, которое она читала и перечитывала снова и снова.

Каждый вечер, завершив дневные труды, Тиффани обучалась плотничать.

Несколько недель спустя новый пастуший фургончик вырос у могилы Бабули Болит.

От стены до деревянной двери было три шага; подкова и клок овечьей шерсти — примета пастуха — уже красовались на своем законном месте; выгнутая крыша прятала от непогоды небольшое жилище, где Тиффани обустроила кровать, шкафчик, несколько полок и умывальник. С кровати она могла посмотреть за окно — там, до самого горизонта, сколько хватало глаз, простирались холмы. Она могла наблюдать восходы и закаты солнца, танец лунных фаз — маленькое ежедневное волшебство.

Она нагрузила старую фермерскую лошадь постельным бельем и своими нехитрыми пожитками, попрощалась с родителями и отправилась на холм под полуденным солнцем.

— Ты уверена, что так надо, джигит? — спросил ее отец.

— Да, уверена, — ответила Тиффани.

Плачущая мать вручила ей лоскутное одеяло и свежеиспеченный каравай хлеба с сыром, который Тиффани приготовила утром.

На полпути вверх по склону холма Тиффани обернулась и увидела своих родителей, которые все еще стояли рука об руку. Она помахала им и продолжила восхождение, уже не оглядываясь. Это был долгий день. Дни всегда такие долгие.

Позже, вечером, уже расстелив постель, она вышла из фургона, чтобы собрать хвороста на растопку. Белая кошка Ты увязалась за ней.

Тиффани знала все маленькие путевые вешки Мела. Столько раз она ходила по ним вместе с Бабулей Болит. Достигнув вершины холма, Тиффани увидела силуэт кого-то, бродившего под деревьями.

Две странно знакомые фигуры, и рядом с ними, готовые к каждому жесту, каждому кивку, каждой команде, — две овчарки.

Матушка Ветровоск, подумала Тиффани, а с ней Бабуля Болит, и Гром и Молния следуют за ними по пятам. Непрошенные слова закрались ей в голову: Ты и есть корона пастуха, джигит. Ты и есть корона пастуха.

Одна из фигур одарила ее коротким кивком, а другая, помедлив, склонила голову. Тиффани поклонилась в ответ, торжественно и почтительно.

Фигуры исчезли.

На обратном пути к фургончику Тиффани посмотрела на кошку и, повинуясь внезапному импульсу, спросила:

— Где сейчас Матушка Ветровоск, Ты?

Помедлив, кошка издала протяжный звук: «Мммяяяяяявсюду.» И, мурлыкнув, как любая другая кошка, она потерлась маленькой твердой головой о ботинок Тиффани.

Тиффани подумала о лесе, где лежала Матушка Ветровоск. Вспомнила. И поняла, что Ты, по сути, была права. Матушка Ветровоск действительно была здесь. И там. Она была везде.

Людской поток не иссякал с той самой поры, как всем стало известно, что Тиффани Болит вернулась на Мел навсегда.

Джо Болит заглянул как-то, чтобы принести некоторые новости — и письмо от Престона! — а еще некоторые мелкие вещи, которые, как считала мать, совершенно необходимы ее дочери. Отец с одобрением осмотрел маленькое жилище. Тиффани сумела обустроить его с комфортом. Он улыбнулся, увидев книги на полке. Тиффани оставила «Болезни Овец» Бабули Болит на ферме, но прихватила «Цветы Мела» и «Волшебныя сказки для Детушекъ Хорошихъ», которые соседствовали с короной пастуха, которую он ей подарил. В заднюю дверь был вбит деревянный колышек, на котором висела шляпа.