Джон Ринго - Укрощение огня

– Мой, мой! – Кортни ласково похлопала его ниже спины и встала под душ. – У-у-ух! Холодно!

– Я и сам вижу, – язвительно заметил Герцер.

Как и у Баст, у Кортни соски были розовые, только раза в два больше. Правда, сейчас от холода они съежились.

– А она моя, – усмехнулся Майк, но в голосе слышалось напряжение.

– Ладно, закрываю глаза, – пообещал Герцер.

Он подошел к желобу, встал под душ и чуть не задохнулся – вода была такой же холодной, как в лесных ручейках, в которых он купался вместе с Баст.

– Ну вот, теперь с его непроизвольной сосудистой реакцией все в порядке, – прыснула Кортни и взяла в руки мыло. – Ой!

– Едкое, да? – вздохнула Джун. Она уже успела намылить все тело и теперь снова встала под душ, чтобы смыть грязь. – Оно делается из щелока, так что будь аккуратнее, особенно с женскими органами.

– А что ты делала, когда… Когда у тебя были… ну, ты знаешь, проклятые дни? – спросила Кортни.

– Сидела дома и, как могла, мылась и мылась в бочке, – ответила Джун.

Герцер намылился и тоже встал под душ. Ему хотелось, чтобы женщины поскорее сменили тему разговора.

– В лесу тоже было нелегко, но по крайней мере мы могли уединиться, чтобы привести себя в порядок и помыться, – сказала в ответ Кортни.

В дальнем конце душевой был дверной проход, закрытый кожаным пологом. Герцер прошел туда и остановился в изумлении.

Посреди помещения был проход-подиум, сделанный из бревен, по обе стороны которого стояло по три цистерны, каждая метра два в диаметре и метра полтора глубиной. Все были заполнены горячей водой.

– Внизу есть специальное приспособление – по трубам идет горячий воздух, – пояснила Джун и залезла в одну из кадок. – Вода хорошо прогревается.

– О, как замечательно. – Кортни с наслаждением погрузилась в соседнюю. – Боже мой.

Герцер разделял ее восторг. От горячей воды все его тело расслабилось, даже те мышцы, о существовании которых они не подозревал. Но в то же время он сильно захотел в туалет.

– Ум-м-м… – промычала Кортни.

– На том конце, дорогая, слева женский, справа мужской. – И Джун откинулась на спинку сиденья.

Молодежь почти одновременно вылезла из своих кадок, так что Майк даже хмыкнул.

Уборная оказалась довольно чистой, с четырьмя стульчаками. Герцер быстро справил нужду и вернулся назад в парильню. По пути он обратил внимание на то, что воздух был достаточно свежим, а приглядевшись, заметил отверстия внизу и наверху стен.

– Кто это придумал? Ник?

– Нет, – ответила Джун. – Его нельзя назвать и хозяином заведения, хотя иногда он и изображает из себя такового. Придумал все Эдмунд, а строительством занимались городские власти, они же следят за поддержанием порядка.

– Все замечательно. – Кортни с удовольствием снова опустилась в. воду. – Кто, ты говоришь, все придумал?

– Я. – В баню, откинув полог, прошел Эдмунд. – Привет, Джун. Не возражаешь, если я к вам присоединюсь?

– Нет, конечно, Эдмунд, здесь есть еще свободные места.

Трое новичков, разинув рты, смотрели, как мэр городка запросто погрузился в воду; этот полулегендарный предводитель, оказывается, мог накоротке общаться с простыми людьми.

Герцер старался не выказывать интереса, но он уже столько всего слышал об Эдмунде Тальботе, что начинал его немного идеализировать. Тело кузнеца было необыкновенно волосатым; большинство людей всячески старались изжить волосы на теле. Эдмунд был также очень мускулист, но не как культурист, а как человек, который каждый день напрягает почти все мышцы тяжелым физическим трудом. Лицо его украшали ладная борода и усы, что тоже было редкостью. Герцер и сам прошел процедуру ингибирования волос на лице и на теле и оставил лишь пушок над верхней губой, хотя в основном люди избавлялись и от этого проявления мужественности.

– Странно, что ты здесь, – заметила Джун.

– Считаешь, что мне и баня уже не нужна? – усмехнулся Эдмунд.

– Нет, просто думала, что ты слишком занят, – ответила Джун.

– У меня оказалась пара часов между совещаниями, и, как ни странно, ничего экстренного нигде не произошло, вот я и решил заскочить в баню. Но долго тут рассиживаться не могу.

– Сэр, можно задать вам вопрос? – спросил Герцер.

– Давай, хотя не ручаюсь, что смогу ответить. – Эдмунд погрузился еще глубже в воду и закрыл глаза. – Мы с тобой, кажется, не знакомы.

– Меня зовут Герцер Геррик, а это Майк Белке и Кортни Дедуайлер, сэр.

– Геррик? – Тальбот снова приоткрыл глаза и внимательно посмотрел на юношу.

Герцеру показалось, что Эдмунд прочитал все его мысли.

– Я немного слышал о тебе. Извини, мы ведь уже встречались, да? Спасибо, что помог Данае и Рейчел по пути сюда.

– Я… да, сэр, – ответил Герцер.

– Хм-м-м… – промычал Эдмунд, и Герцер понял, что тот заметил его смущение. – Ну и что за вопрос?

– Это римские бани. Я смотрел на вас и вспомнил, что римские сенаторы ходили в общественные бани, чтобы никто не думал, будто они считают себя выше простых людей.

– Ты знаешь историю, – помолчав, ответил Эдмунд, снова задержав свой взгляд на юноше.

– Немного, сэр, – признался Герцер. – В основном меня интересовала военная история, но римляне внесли огромный вклад в доиндустриальное военное общество, поэтому я больше читал о них, чем, скажем, о египтянах.

– Да, наша баня чем-то напоминает римскую, – после паузы сказал Эдмунд. – Римляне натирались ароматическими маслами, соскребали грязь изогнутыми палочками из дерева или металла, а потом шли в парильню. После этого они окунались или плавали в более холодной воде фригидариума. Чем-то баня похожа и на японскую. Японцы, как и мы, для мытья погружаются в горячую воду. Когда будет готова новая баня, может, и мы сделаем сауну.

– Хорошо бы еще, мыло помягче, – колко заметила Джун.

– Мы над этим работаем, – сказал Эдмунд. – Ждем не дождемся, когда кто-нибудь придумает, как делать хорошее мыло, но пока подмастерья производят только мыло из щелока.

– Вы думаете, что они сами смогут придумать нечто лучшее, сэр? – осторожно спросил Герцер.

– Один, мне кажется, сможет, – кивнул Эдмунд и поднялся из воды. – Город поможет людям, но и люди должны помогать городу. Моя воля, я бы перевел всех на кашу, причем достаточно жидкую.

– Чтобы люди сами находили способы пропитания? – спросила Кортни.

– Ну, сейчас выбор невелик, – вынужден был признать Эдмунд, он быстро вытерся простыней. – Но вскоре все переменится. И мне бы не хотелось, чтобы люди полностью полагались на городские власти. При демократическом устройстве общества это заканчивается требованием «хлеба и зрелищ», а далее ведет к деспотизму и крепостному труду. Пока я занимаю пост мэра, я не допущу ни того, ни другого даже в зачаточном виде. – На прощание он кивнул всем и вышел.