Гарт Никс - Ангел-Маг [litres]

– Не упускает случая похвастаться царственной кровью, пускай и альбийской, – пробормотала Доротея.

Забыв о ларце, художница рассматривала Дейемс. Без восторга, восхищения и подавно без похоти, скорее с исследовательским интересом. Она словно бы как следует не понимала, что именно попалось ей на глаза, и силилась разобраться, что же не так.

– Высочайшего происхождения, богатая, красивая, молодая, – перечислил Анри. И тоскливо вздохнул: – Мне до такой дотянуться… как до тех золотых апельсинов!

– Подставь стремянку, и апельсины твои, – заметила Агнес.

– Вот только голову бы не отрубили, – отозвался Анри.

– Чего доброго, перед нами новая королевская фаворитка, – медленно проговорил Симеон, наблюдая, как София улыбается Дейемс, а та лукаво поглядывает на ее величество сквозь опущенные ресницы. – Какая поразительная красота. Да еще и привлекательность…

– Что? – спросила Агнес.

– Красота не всегда бывает влекущей, – пояснил Симеон.

– Тихо вы! – шикнула Доротея. – Хочу расслышать, что она говорит!

– Вот и все, что мне известно, – завершила свой рассказ Дейемс. – Лишь имя да легенда о несметных богатствах на родине. И были еще вот эти два сундучка, черпать из которых матушка завещала мне только в случае крайней нужды… По счастью, наша семья никогда не знала недостатка в деньгах, отчего сокровище лежало невостребованным долгие годы… пока не вернулось к истинной владелице. Право же, ваше величество, я и не ведала, что эти иконы – те самые, знаменитые, похищенные у вашей венценосной праматери…

– Естественно. Откуда бы тебе знать, – ласково утешила ее королева.

– Помимо золота и образов, бессмысленного письма и рисунка, в котором вы, капитан, вроде бы узнали некую карту, был еще предмет, унаследованный моей матушкой от Изабеллы. Увы, он ныне утрачен…

– Что же это было? – спросила София.

– Странная такая пара перчаток с обрезанными пальцами, сшитых из толстой мягкой кожи. У них еще были на ладонях клепки с маленькими шипами… Очень, очень старые перчатки. Не знаю, что с ними сталось.

– Перчатки для лазанья, – медленно проговорила Дартаньян. – Такими пользуются самые ловкие из воров.

– О нет, только не это! – воскликнула Дейемс. И в расстройстве закрыла лицо изящными ручками с длинными пальцами. – Ведь не могла же моя прародительница быть тем самым вором, что похитил у вас иконы, ваше величество!

– Спорю на что угодно – так дело и обстояло, – прошептал Анри.

– Тише, тише, дитя. Успокойся, – сказала королева. И притопнула сапожком по полу. – Сядь вот здесь, подле меня. Ты не в ответе за грехи далекого предка, точно так же, как я – за деяния Безумной Королевы Анриетты. Напротив, ты оказала королевству невероятную услугу, вернув эти ларцы в Саранс. Возможно, первый из них достался мне волей случая, но вот второй я принимаю непосредственно из твоих рук. Утри же слезы, дитя! Не стоит орошать ими столь прекрасные щечки!

– Что-то до крайности не так с этой миледи Дейемс, – нахмурилась Доротея.

– Помимо того, что она ослепительно красива, богата и почти царственна? – спросил Анри. – А еще она альбийка. О да, это большой недостаток…

– Не в том дело, – сказала Доротея.

– Тогда в чем?

– Я не уверена, – медленно ответила девушка. – Не могу точно…

– Да ты просто ревнуешь, – сказала Агнес, и ее тон свидетельствовал, что уж сама-то она ни чуточки не ревнует. Впрочем, последующие слова скомкали впечатление: – У нее даже меча нет! Боится, поди, клинка обнаженного!

– Ревную? Вот это вряд ли. – Доротея покачала головой. – Я, наверно, просто устала. Когда я смотрю на нее, я… не знаю… В Башне, знаете ли, трудно как следует выспаться. Я вымоталась…

– Они там о нас говорят! – подал голос Симеон, единственный, кто продолжал следить за людьми в беседке. – Ох, что бы сейчас ни произошло, да свершится оно быстро… и по возможности безболезненно… чтобы мы поскорее вернулись к благословенной безвестности!

Агнес и Анри вопросительно уставились на него, лишь Доротея понимающе кивнула. Все четверо приникли к щелке и навострили уши, стараясь разобрать, о чем говорится.

– Как я понимаю, за возвращение того, что я, не ведая о правах вашего величества, ошибочно считала своим, следует поблагодарить четырех молодых людей, – говорила королеве Дейемс. Она уже сидела у ног Софии: очаровательное лицо, обращенное вверх, к монархине, светилось обожанием.

– Именно так, – ответила королева и огляделась. – Где же они?

Дартаньян махнула Сестуро. Тот поспешил вон из беседки, с тяжеловесной поспешностью устремившись к четверке друзей. Те торопливо отстранились от своей наблюдательной щели, вскочили на ноги и уже отряхивались, расправляя одежду, чтобы выглядеть хоть чуть презентабельней. Сейчас они будут представлены королеве; их жизни вполне могут перемениться. Еще знать бы, к лучшему или к худшему…

– Я пойду с вами. Итак, приближаемся единой шеренгой, не доходя шести шагов кланяемся – и шляпы долой, – наставлял Сестуро. – Головы не покрывать. Глаза долу, если только ее величество не даст иного распоряжения. Когда она вас отпустит, пятитесь четыре-пять шагов, прежде чем поворачиваться спиной. Я вас заберу и выведу вон… Готовы?

– Да, – сказала Агнес.

Остальные кивнули – за исключением Доротеи, продолжавшей смотреть в щелку между деревьями.

– Студентка Имзель?..

– Что? Ах да… – пробормотала Доротея, пристраиваясь вслед за гигантом.

Мушкетер повел их сперва в обратную сторону, на прогалину чуть подальше от беседки. Таким образом, они вышли во дворик прямо напротив трона, футах в шестидесяти. Как если бы только что приехали. Или дожидались где-то поодаль.

Шагая, Симеон все поглядывал на Сестуро. Зачем мушкетер позволил им подслушать разговоры у трона? Более того – нарочно привел в самое удобное для этого место? Симеон взволнованно и даже со страхом ждал королевской аудиенции. В особенности оттого, что между кардиналом и капитаном Дартаньян существовало неизменное политическое напряжение, выливавшееся в бесконечную пикировку поборников и мушкетеров. Не говоря уже о присутствии леди Дейемс. Альбийская красавица разом влекла и пугала молодого врача, хоть и не так, как необычно чувствительную Доротею…

Что касается Доротеи, она не думала ни о королеве, ни о кардинале, и всего менее – о Дартаньян. Весь ее разум сосредоточился на молодой женщине с золотисто-каштановыми волосами, что сидела возле ног королевы и сдержанно, но удивительно мило смеялась какой-то шутке Софии. Время от времени Доротея пыталась сосредоточить на ней взгляд, но картинка расплывалась: художница видела посторонние силуэты, как если бы одну плоть населяло сразу несколько сущностей. Стоило моргнуть, и все пропадало.