Юлия Диппель - Неукротимый шторм [litres]

Ну, само собой, от него не укрылось мое ранение.

– Со мной все нормально, – попыталась отмахнуться я и просто пошла мимо него внутрь.

Мой побег завершился через пару шагов. При всем желании я не могла вспомнить, как добраться до своей каюты. По пути оттуда я была больше сосредоточена на боли, чем на окружающей обстановке.

Знакомый запах летнего дождя и сырой земли нежно коснулся всех моих рецепторов.

«Налево», – велел Люциан. Я по голосу слышала, что он улыбался. Поскольку ничего другого мне не оставалось, я проглотила свою гордость и позволила ему довести меня до каюты – даже если это означало, что он будет настаивать на своих условиях.

– Покажи мне свою руку, – как и ожидалось, потребовал он, как только за нами захлопнулась дверь.

– Сама заживет, – попыталась избавиться от него я. У меня больше не было сил противиться всей гамме чувств, которые вызывала во мне его близость.

Люциан не шелохнулся и отчетливо дал понять, что не собирался делать этого и в дальнейшем.

– Ты не бессмертная, Ари. И один только факт, что твои раны затягиваются быстрее, чем у остальных, не значит, что из-за них не возникнет воспаление. Поэтому дай мне осмотреть твою руку.

Со вздохом я сдалась. Уселась на стол и стянула с плеч одеяло. Люциан прищелкнул языком, увидев весь масштаб травмы.

– Ты в курсе, что у тебя кость торчит? – негромко выругался он.

Эм, нет, я была не в курсе. Остальная часть руки просто онемела, а колющая боль воспринималась лишь как пустяковое подобие того, что ранее пришлось вынести моей душе.

Он осторожно снял щитки униформы охотников и разрезал рукав.

– Тебе повезло, что он не задел артерию. В противном случае ты была бы уже мертва.

К боли теперь примешивалось легкое покалывание. Я не знала, что Люциан там делал, но могла предположить, что он прочищал рану с помощью своей силы.

– С удачей это точно не имело ничего общего, – возразила я ему. Для этого мой соперник слишком искусно дрался. – Брахионы должны были взять меня живой.

Люциан нахмурился и на краткий миг поднял глаза от своего занятия. Видно, его абсолютно не обрадовала эта новая информация. Хотя она его и не удивила.

– Тебе стоит остерегаться Тристана, – предупредил он меня. Я стиснула зубы, когда покалывание усилилось, а он соединил края раны. – От любви до ненависти один шаг, а он близок к тому, чтобы потерять контроль.

– Я знаю, – расстроенно пробормотала я. Поведение Тристана повергло меня в шок. Но и понять его я тоже могла. На протяжении всей жизни его использовали и отвергали. И он был совсем один. Я даже задумываться не хотела о том, что было бы со мной без моих друзей и мамы. – Мы с Тристаном очень похожи. Просто ему меньше повезло.

Люциан убрал пальцы с моей руки. Покалывание тут же прошло. Теперь моя рана наполовину закрылась, как будто Люциан сшил ее магией.

– Ты меня убиваешь, малышка. Ты это хоть осознаешь? – произнес он с улыбкой, словно признавая свое бессилие.

– Почему?

Он подошел к шкафчику, на котором был нарисован красный крест, и вернулся обратно с аптечкой.

– Потому что я никак не могу определиться, то ли мне восхищаться твоим сочувствием, то ли встряхнуть тебя из ревности.

Пока он доставал из упаковок компресс и бинты и перевязывал мне руку, я в нерешительности смотрела на него. Звучало так, будто он просил дать ему совет, и вместе с тем мне было ясно, что он совершенно в нем не нуждался. Тогда зачем он это сказал?

Я пожала здоровым плечом:

– Мое сочувствие неразумно, а твоя ревность безосновательна, поэтому тебе, наверное, придется еще раз пересмотреть свои варианты.

Этим я вызвала у Люциана добродушный смех.

– Ох, малышка. Мне в голову приходит достаточно вещей, которые я еще хотел бы с тобой сделать, но… ну, ты знаешь… – С хитрой ухмылкой он закрепил повязку и начал убирать остатки. – Кое-кто, чье имя я не хочу сейчас здесь называть, сказал мне, что нам нужно делать это медленно.

Насмешка в его голосе была явственно различима, хотя сам он звучал нежно.

– Для бессмертного ты очень уж нетерпелив, – подколола я в ответ.

– А куда деваться. Вы, смертные, такие непостоянные, – пошутил он, изобразив покорившийся судьбе взгляд и отчаяние. – Если я не буду настойчивым, может, ты уже завтра влюбишься в кого-нибудь другого.

Я решила подыграть его маленькому представлению, однако было очень сложно не рассмеяться в голос.

– А, и ты думаешь, что твой талант в постели – решающий фактор, который этому помешает? – полюбопытствовала я, невинно взмахнув ресницами.

Люциан, который в тот момент как раз собирался выбросить обертку в мусорку, застыл, не завершив движения. Уголки губ насмешливо дрогнули, притом что напряженное выражение в его глазах было способно затмить любого хищника.

– Аккуратно, малышка. Ты играешь с огнем.

От его мягкого предостережения у меня мурашки побежали по позвоночнику, и я вдруг поняла, насколько бессмысленным было намерение держать Люциана на расстоянии. Ни один из нас не мог отрицать силу притяжения другого. И как нам было прийти к ясному мышлению или взвешенным решениям, когда искрящееся напряжение между нами постоянно продолжало расти? Конечно, мне было страшно. Но это всегда оставалось бы прыжком в ледяную воду, независимо от того, раньше я его совершу или позже.

Поэтому я ответила на вызывающий взгляд Люциана провокационной улыбкой.

– А может быть, риск того стоит.

Одна его бессмертная бровь медленно поднялась выше. Я буквально читала у него на лице, как сначала он засомневался в том, что услышал, а потом – в моей нынешней способности осознанно принимать решения. Он сложил руки на груди, но ни на шаг не приблизился ко мне.

– Получается, ты изменила свое мнение?

Его хрипловатый голос словно поглаживал легким прикосновением мои чувства и заставил мое сердце забиться чаще.

– Возможно.

Мы оба не двигались, но голод между нами стал таким невыносимым, что я просто не знала, что бы произошло, если бы нас не прервал шум винтов приближающегося вертолета.

– Приятно знать… – тихо засмеялся Люциан и повернулся, чтобы уйти. – Увидимся наверху.

Остававшееся в моем распоряжении время я использовала, чтобы судорожно натянуть на себя какие-то сухие вещи, думая при этом лишь о чувственном обещании, которое сверкнуло в глазах Люциана.

От начала и до конца полета меня грызла совесть за то, что мы оставили на фрегате Элиаса, его гвардейцев и большинство охотников – в частности Брендона, Конрада и Анушку. Они должны были подчистить за нами хвосты и убедиться, что общественность посчитает взрыв на нефтедобывающей станции несчастным случаем. Кроме того, личная неприкосновенность в Сомали, которую Бел выторговал у своей сестры, гарантировалась только ему и парочке человек с ним. Все остальные должны были сами позаботиться о том, чтобы вернуться домой. Поэтому я чувствовала себя какой-то жалкой и меркантильной.