Лесса Каури - Золушки при делах [litres]

В «Старом друге» пахло свежеструганым деревом и штукатуркой, взбитыми сливками и шоколадом. Трактир, несмотря на мелкие недоделки, собирался принимать первых посетителей.

Принцесса Бруни, прибывшая в сопровождении секретаря до открытия заведения и лично осмотревшая все – от ассортимента кладовок до входного порожка и дверной ручки с изображением головы дракона в золоченом кольце, – прохаживалась по галерее второго этажа, заложив руки за спину, и любовалась работами мастера Вистуна. Свет, падающий из мансардных окон новой крыши, здесь действительно был хорош, подчеркивал естественные и живые краски, какое-то легкое и радостное настроение картин. Полотна подбирали сам мастер вместе с матроной Клози и Бруни. «Хочу, чтобы люди уходили отсюда с хорошим настроением, а выйдя, думали, как бы сделать что-нибудь доброе!» – так озвучила принцесса концепцию выставки. Подумав, Висту согласился. Были отобраны его акварели – нежные, воздушные, как кружевная глазурь на торте, – и несколько картин маслом такого насыщенного колора, что их хотелось тут же съесть, запив знатной кружкой морса. Однако один из простенков в дальнем углу помещения пустовал до сих пор. В него не попадал прямой свет, отчего фон стены казался затемненным, контрастируя с остальным помещением.

Мастер Висту, пришедший вместе с Клози, нервно поглядывал в ту сторону, но помалкивал. После неожиданного превращения трактирщицы в принцессу он немного робел в ее присутствии, хотя Бруни не единожды убеждала его в том, что с получением громкого титула никак не изменилась.

Клозильда Мипидо вела себя на удивление тихо. На самом деле она просто млела, разглядывая картины любимого, собранные в одном, специально для них подготовленном месте, и ее восторга по этому поводу была так много, что все слова куда-то подевались.

– Мое восхищение, мастер Вистун, – подал голос Григо Хризопраз, который, разглядывая картины, тоже молчал до этой минуты, – от вашего искусства светло на душе! Вы удивительный художник!

Маленький мастер зарделся как девица и уставился в пол.

– Я никак не решу, что повесить на эту стену! – воскликнула Бруни. – Мне кажется, здесь должно быть что-то такое… такое… – она покрутила пальцами в воздухе.

– Шедевра? – скрывая улыбку, подсказал секретарь.

– Именно! – согласилась принцесса. – Здесь должна быть картина, которая заставит задуматься о жизни! Скажите мне, Висту, есть ли у вас такая?

Мастер нерешительно кивнул – видимо, сомневался как в положительном ответе, так и в своих возможностях обманывать коронованную особу.

– Вы покажете? – взмолилась Бруни, схватив его за руки.

– Она… Вы… Ее уже видели! – выпалил Висту. – Это «Похищение пресвятых тапочек»…

Принцесса действительно присутствовала при создании картины, наблюдала матрону Мипидо, завернутую в красное покрывало с кровати Лихая Торхаша, возлежащую на трактирном столе в неверном свете каминного пламени, и полуобнаженного Марха Тумсона, который изображал коварного искусителя. Следила, как Висту, полностью уйдя в себя, набрасывает штришок за штришком на полотно, размечая контуры будущей шедевры… Но законченной работы она так и не увидела!

– Мастер, вы ошибаетесь, – расстроенно сказала Бруни. – Я даже не знала, что она закончена!

– Но она не закончена! – воскликнул Висту.

Клозильда старательно молчала и делала вид, что любуется собственными пальцами, больше похожими на сардельки.

– Если бы она была не закончена, вы не ответили бы утвердительно на мой вопрос, есть ли у вас картина, которая заставит задуматься о жизни! – улыбнулась Бруни. – Висту, если выставление «Похищения» – вопрос денег, мы решим его к нашему общему удовольствию!

– Обязательно решим! – поддакнул Григо, лукаво блестя глазами.

– Я… – Вистун сжал руки на груди. – Я не уверен, что она достойна быть выставленной!

– Возможно, стоит дать решить это посетителям галереи? – мягко уточнил Хризопраз. – Нельзя открывать выставку без гвоздя!

– Без какого гвоздя? – с подозрением поинтересовалась Клози, наконец подавая голос.

– Без гвоздя выставки! – провозгласил секретарь.

– Висту, миленький, согласись! – матрона Мипидо умоляюще посмотрела на него. – Я отказываюсь от своего желания иметь собственную карету и прошу тебя подарить мне на свадьбу твое согласие выставить «Похищение»!

– Пресвятые тапочки, ты просила подарить тебе карету? – засмеялась Бруни.

– Ну, должна же быть у девушки мечта? – смущенно улыбнулась Клози, и Вистун взглянул на нее с обожанием.

– Давайте так, – хлопнула в ладоши принцесса, – мы с Его Высочеством Аркеем дарим вашему семейству карету, а вы, Висту, сегодня же привезете «Похищение» сюда с тем, чтобы уже завтра мы могли открыть галерею!

«Умница!» – одними губами прошептал Григо.

Глаза маленького мастера блеснули.

– С лошадьми? – уточнил он.

– Две коняшки вас устроят? – вопросом на вопрос ответила Бруни.

– Три! – воскликнула, не сдержав восторга, Клозильда и, подхватив жениха, закружила по галерее. – Три коняшки, и мы увидим «Похищение» уже завтра, правда, Вистунчик?

– По рукам! – косясь на принцессу через плечо, подтвердил улыбающийся художник.

«Однажды тебя тоже убьют…»

Архимагистр Никорин вздрогнула и проснулась.

– Что ты? – раздался тихий голос.

Она повернула лицо и увидела в темноте желтые глаза, горящие, как две луны. Другую такое зрелище испугало бы, но не ее. И не после слов, услышанных в полном туманной мути сне.

– Кошмар приснился, Грой. – Она повернулась, положила голову ему на грудь, слушая мерный стук сердца.

Ритм завораживал, успокаивал, казался самой главной вселенской тайной, познанной в ночи, в тишине, в темноте…

Он обнял ее бережно, как умел. Тишина сменилась ожиданием. Физически ощутимым, плотным.

– Ты что? – не поднимая головы, спросила Ники, как он только что спрашивал ее. – Кошмар приснился?

– Ты его любишь? – последовал тихий вопрос.

И тишина разбила тишину на тысячу осколков.

Ники отстранилась.

– О чем ты?

На его улыбку указали блеснувшие в темноте зубы.

– Ни о чем… Так…

– Разве такие, как мы, способны любить? – поинтересовалась она, отчаянно желая, чтобы голос не дрогнул.

В это мгновение ей казалось, что она не с любовником ведет разговор, а с кем-то другим, невидимым, с тем, чей шепот раздался в тишине.

– Такие, как мы… – эхом отозвался Грой.

Его сердце билось ровно. У таких, как они, нет сердца…

«Неправда! – ответил Ники внутренний голос. – Ты лукавишь!»

Она приподнялась, повернула к себе его лицо. Легко целовать в темноте того, чьи глаза – как луны. Его неуловимое движение, и она уже под ним, а он нависает над ней на вытянутых руках, сильным коленом раздвигая ее ноги.