Дмитрий Емец - Замороженный мир [litres]

Вскоре все ходили по парку и, громко зовя «Горшеня!», повсюду заглядывали. Даня близоруко щурился, на всех налетал и, извиняясь, говорил:

– Простите, господин хороший! Я перепутал вас с препятствием!

Лара заглядывала под листы подорожника и, никого не найдя, очень удивлялась:

– Надо же! И здесь нет! А я думала…

– Даже и не пытайся! Не морщи мозг! – запретила ей Алиса.

Фреда искала Горшеню с такой решимостью, словно собиралась стереть его в порошок. Кирюша не столько искал, сколько сам прятался. Когда девушки его находили, он всякий раз говорил «ку-ку» и мило улыбался неровными зубами. Влад Ганич ходил только по тропинкам. Он был в новых кроссовках и больше всего на свете опасался их запачкать.

Неожиданно Влад возник рядом с Риной. Она удивленно уставилась на него. Это был явный разрыв шаблона.

– Слушай… давно хотел тебя спросить… почему тебя женщины и дети так любят? – полушепотом спросил Ганич.

Рина огляделась. Поблизости не было ни одной женщины и ни одного ребенка, рвущихся ее любить.

– Перегрелся? – спросила она ласково.

Ганич был серьезен:

– А все-таки тебя любят. А почему?

– А ты улыбаться пробовал? – спросила Рина.

Ганич попробовал улыбнуться.

– Ой, не надо! Я пошутила, – торопливо сказала Рина.

– Что-то не так?

– Ты улыбаешься только зубами, а надо и глазами!

Ганич попытался улыбнуться глазами. Даня от хохота рухнул в крапиву. Дальше из крапивы изредка появлялись его вскидывающиеся ноги.

– Не надо глазами! – передумала Рина. – Давай попробуем секрет номер три! Когда приходишь в гости, нужно приносить с собой или тортик, или сувенир. У людей рефлекс вырабатывается по академику Павлову. «О, шоколадка пришла! Как здорово!» Это только кажется, что люди сложные. В каких-то вещах мы очень простые.

Не успел уйти Влад, как откуда-то вынырнул Вадюша в желтой курточке и, увидев, что шныры ищут бесконтрольно, решил взять на себя нелегкое бремя руководства:

– Подтянулись! Выпрямили спину! Осанка! Легкий шаг! Голову выше для увеличения площади обзора! Рассыпаемся цепью! Держим интервал!

Кирюше ходить цепью быстро наскучило, тем более что Вадюша постоянно посылал его в мокрый овраг, а сам шел поверху, помахивая тросточкой.

– Вы так много знаете! Недаром Меркурий Сергеич именно вам решил поручить это невероятно сложное дело! – восхитился Кирюша, бочком подкрадываясь к Вадюше. Вадюша слегка напрягся и вскользь уточнил, какое дело ему собираются поручить.

– Ну как же! Ров выкопать вдоль отмостки! Вначале мне хотел доверить, а потом говорит: «Нет, только Вадюше! Ты только испортишь!» Меркурий Сергеич, Вадюша здесь!

Вадюша заволновался, поглаживая свою обеспокоенную курточку, которая, видимо, уже сейчас рвалась рыть ров.

– Да-да-да! Конечно! Только закончу кое-какие дела в библиотеке! Там у меня бардак и разруха! – И Вадюша улетучился.

Горшеню искали до обеда, и лишь потом Макар обнаружил следы гиганта. Глубоко отпечатавшиеся в земле, они шли к ограде, пересекали ее и дальше держались вдоль раскисшей дороги. Меркурий присел на корточки. Следы были уже оплывшие и наполнившиеся водой.

– Он ушел. Давно. К копытовскому лесу.

Еще недавно Сашка хандрил, а теперь стал совершать вылазки в город и оставлять ведьмарям «нежданчики». Прятал их в метро, в туалетах популярных кафе, на остановках и в прочих местах, где могли оказаться инкубаторы и ведьмы Белдо.

Началось же все так. Сашка нагрянул к Улу в Копытово.

– Вышел из подполья, чудо былиин? – обрадовался Ул.

Сашка этот болезненный для него вопрос обсуждать не стал и сразу выпалил свою идею:

– Тилль ведь берсерк? И как берсерку ему закладки не опасны? Я беру сильную охранную закладку и прячу в багажнике его машины. Тилль приезжает на какое-нибудь собрание ведьм Белдо, или к самому Белдо, или даже к Гаю, и…

– …и возле Копытово появляется хороший четырехствольный зенитный пулемет, который рубит пегов еще в воздухе. Нет, ведьмариков по-крупному пока лучше не злить. Лучше злить их по-мелкому! Иди вон «нежданчики» расставляй! – сказал Ул и вручил Сашке кучу мелких закладок и дрель с мощной батареей.

Так и появились в Сашкиной жизни эти самые «нежданчики». А чтобы Сашке не было скучно, Ул дал ему на усиление Рузю.

– Может, я лучше сам? – засомневался Сашка.

– Думаешь, от Рузи пользы нет? Что б ты понимал в жареных хомячках! Рузя – это наш социальный герой! – крикнула из кухни Яра, поскольку дело происходило в их квартирке.

Насколько бестолков Рузя был в любом спорте, настолько же хорошо ему удавалось обо всем договариваться. Кавалерия даже подумывала иногда, не сменить ли Афанасия и не передоверить ли Рузе дела ШНыра. Но ее останавливала мысль, что Рузя будет выносить ей мозг. Если Афанасий, недосчитавшись нолика, просто приписывал его, после чего как истинный гуманитарий потирал ручки и радовался, что все сошлось, то Рузя ради семи недостающих копеек стал бы переделывать годовую ведомость, а к этому и сама Кавалерия была не готова и утешала себя тем, что Рузя еще слишком маленький, чтобы все на него взваливать. Хотя Рузя по закону мог бы даже жениться – если бы Наста, конечно, уважала законы.

И вот Сашка стал бродить с Рузей по Москве и оставлять «нежданчики». Рузя носил с собой в рюкзаке дракончика и каждые десять минут искал, чем бы его подкормить. Дракончик сверкал на солнце. Полоски чешуек, прежде разрозненные, сливались, постепенно образуя цельную кольчугу. Кожистый гребень на нижней челюсти отвисал, придавая Гастрафету задиристый вид.

– Разве не Наста его хранитель? – спросил Сашка.

Рузя задумался, как задумывался теперь всегда, когда слышал о Насте. Отдав Белдо перчатку с зашитым пальцем, он лишился чего-то сокровенного. Но место этого сокровенного осталось, ничем иным не заполненное. И часто Рузе казалось, будто он шарит по столу в поисках хорошо знакомой вещи, но вещи этой на месте нет и рука, не веря в это, все загребает и загребает пустоту.

– Хранитель – Наста! А я кормитель! – отозвался Рузя. – Хранить его надо изредка, а кормить всегда! Осторожно, не встряхивай его, а то дохнет раскаленным паром!

Пищу для дракончика Рузя добывал в столовой через недоубитого Гошу. Гоша, знавший, где Суповна хранит ключ от кладовки, не скупился. Порой он сам по полчаса – по часу сидел вместе с Рузей и наблюдал, как тот возится с дракончиком.

– А ты терпеливый. Не бьешь его! Даже не злишься, хотя он тебе вон все пальцы обжег! – сказал он как-то, созерцая многочисленные пластыри и волдыри на руках у Рузи.