Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

— Вы отвергаете Каллигону? — пробормотала она, похоже, не веря своим ушам.

— Иди уже, — сказал ей Десмонд, — пока я разрешаю тебе носить свои шелка.

— Да, Господин, — испуганно отшатнулась Каллигона и поспешила уйти, звеня колокольчиками.

— На них нацепили колокольчики как на животных, — заявила я.

— Помалкивай, — проворчал мужчина, — не то Ты, маленькое животное, тоже будешь звенеть колокольчиками.

— Я благодарна господину, — сказала я, глядя вслед удаляющейся Каллигоне.

— Полагаю, — усмехнулся он, — что теперь Ты отмщена.

— Хорошо отмщена! — рассмеялась я. — Аллисон благодарна господину.

Мог ли мужчина отказаться от такого подарка таверны как Каллигона? Вполне возможно, подумала я, что мог, если есть другая рабыня, которая, неважно по какой причине, тысячекратно ему желаннее, по крайней мере, для него?

— И кто же теперь, — поинтересовался Десмонд, — подаст мне пагу?

— Аллисон, конечно, — счастливо улыбнулась я, хватая кубок со стола и протягивая ему.

— Поставь на место, — велел он.

Я вернула кубок на стол, озадаченно глядя на мужчину. Астринакс и Лик посмеивались, но меня не заботил звук их смеха. Некоторые посетители, сидевшие за соседними столами, с интересом наблюдали за мной.

— Господин? — встревожено спросила я.

— Сними свою тунику, — приказал он.

— Здесь, — не поверила я своим ушам, — Господин?

— Живо, — прикрикнул Десмонд, и я немедленно обнажилась.

Вокруг нас собралась небольшая толпа, среди которой я заметила девушку по имени Каллигона.

— Как тебя звали раньше? — спросил он.

— Аллисон, — ответила я. — Аллисон Эштон-Бейкер.

— Ты — варварка, не так ли? — уточнил мужчина.

— Да, Господин, — подтвердила я.

— Кем Ты была в своём прежнем мире? — поинтересовался он.

Разумеется, он это отлично знал, поскольку я сама рассказала ему об этом, и о многом другом, когда лежала около него той памятной ночью в лагере, «связанная его желанием», когда он, если можно так выразиться, лишил меня самой меня, и я лежала перед ним открытая множеством способов.

— Я была студенткой, — ответила я, — в небольшом учебном заведении, называемом у нас колледжем. Это был дорогой, эксклюзивный колледж. Ещё я была членом организации, в которую могли входить только женщины. Это называется женским сообществом. И это было самое дорогое и элитное из женских обществ колледжа.

— То есть, в своём мире Ты занимала весьма высокое положение, — заключил мужчина.

— Да, — кивнула я.

— У тебя были положение, статус, средства, — добавил он.

— Да, — подтвердила я. — Я принадлежала, как к нас говорят, к высшему сословию.

— И в этом сословии Ты занимала весьма высокое место, — сказал Десмонд.

— Да, Господин, — вздохнула я. — Довольно высокое.

— Очень высокое? — уточнил он.

— Да, Господин.

— И кем же Ты стала здесь? — спросил кузнец.

— Кейджерой, Господин, — ответила я, коснувшись своего ошейника.

В собравшейся вокруг нас толпе послышались смешки.

— Превосходно, — констатировал Десмонд.

— Да, Господин, — не стала оспаривать я его мнение.

— А теперь Ты будешь подавать мужчине пагу, — сообщил мне он.

— Но я ничего в этом не смыслю, — всхлипнула я.

— Возьми кубок обеими руками, — подсказал мужчина.

— Да, Господин, — прошептала я.

— Теперь немного отступи, — велел он, — и расставь колени.

— Но я же не рабыня для удовольствий! — возмутилась я.

— Может, Ты ещё и белый шелк? — ухмыльнувшись, спросил Десмонд.

— Нет, Господин, — вздохнула я.

— Расставляй колени, — потребовал он.

— Да, Господин.

— Неплохо, — прокомментировал Астринакс.

— Отлично, — поддержал его Лик.

— Теперь, — усмехнулся тот, кому я непосредственно должна была подчиняться, — даже я не смог бы сказать, что Ты не рабыня удовольствий.

— Гляньте-ка, она покраснела! — засмеялась одна из паговых девушек.

— А теперь возьми кубок, — продолжил Десмонд, — и плотно прижми его к низу своего живота, вдави глубже.

Кубок был металлический, твёрдый и холодный, а внутри него плескалась пага.

— Смотри не пролей, а то быть тебе битой, — пригрозил он. — Теперь подними кубок и легонько коснись им левой груди, и потом и правой. Молодец. Теперь подними его и, глядя на меня поверх края, лизни и поцелуй кубок, медленно, мягко, нежно, томно, а затем, выдержав паузу, предложи кубок мне, протянув руки вперёд и склонив голову между ними.

— Как подчинённая женщина! — вспыхнула я.

— Нет, как нечто намного большее, — сказал он, — как та, кто Ты есть, как всего лишь рабыня.

Я почувствовала, что он забрал кубок из моих рук, и снова выпрямилась, стоя на коленях.

— Теперь, — продолжил Десмонд, — закрой глаза, повернись, опусти голову на пол и скрести запястья за спиной.

Бросив полный страха взгляд на моток шнура, лежавший на столе, я повиновалась.

— В альков её, — предложил кто-то.

Некоторое время я оставалась в такой позе, с закрытыми глазами ожидая худшего, но так я не почувствовала петель шнура стягивающих мои запястья.

— Можешь открыть глаза, Аллисон, — сообщил мне Астринакс, — становись на колени у стола, где хочешь. Можешь, свести колени, если тебе так удобнее.

Я встала на колени, моргая, заново привыкая к свету, и как раз вовремя, чтобы поймать испуганный взгляд Каллигоны, брошенный на меня через левое плечо. Её раздетую, спотыкающуюся, со связанными за спиной руками, впихнули в альков. Я не думала, что Господин Десмонд будет мягок с нею. Ничего удивительного, он ведь заплатил свои пять бит-тарсков, а она, если её захотят, входила в цену напитка.

— Господа! — выдохнула я.

— Не бери в голову, — махнул рукой Астринакс.

— Ты ведь принадлежишь не ему, — напомнил мне Лик.

— Я боялся, что он поведёт в альков тебя, — сказал Астринакс. — Всё же Ты весьма соблазнительная маленькая шлюха.

— Я ненавижу его, Господа! — заявила я. — Я ненавижу его.

— Надень тунику, — бросил Астринакс.

Я немедленно, чувствуя себя оскорблённой и разозлённой, нырнула в тунику. Боюсь, что в спешке я немного порвала её. Типичная гореанская свободная женщина, принадлежи я ей, я была уверена, избила бы меня за такую неуклюжесть. С другой стороны, Леди Бина просто выдала бы мне нитки и иголку и отправила бы штопать прореху.

— Пожалуй, пойду, попробую ещё раз кого-нибудь уговорить, — сказал Астринакс.

— Удачи тебе, — пожелал ему Лик, но я не заметила, чтобы его голос был полон надежд.

Было уже далеко за полночь.

— Дорогие друзья, — объявил служащий таверны, — через десять енов мы должны будем погасить лампы.

К этому моменту я уже в полудрёме лежала около стола.

Я не удостоила Господина Десмонда, в подчинении которого я была и которого считала простым кузнецом, больше чем взглядом. Он вышел из алькова спустя примерно ан, пребывая в превосходном настроении. Разумеется, я от всей души ненавидела его, того, на чьё попечение меня передали. Ну почему меня не поручили кому-нибудь другому? Вот только кому? Джейн, насколько я поняла, будет передана Астринаксу, а за Евой будет присматривать Лик. Впрочем, обе они, как и я сама, оставались собственностью Леди Бины. За время пребывания в Венне я ни разу не видела, ни Лорда Гренделя, ни слепого кюра. Само собой, я их и не искала. Несколькими енами после того, как кузнец появился из алькова, один из работников таверны зашёл внутрь и выпустил Каллигону, которая, возможно, по требования Господина Десмонда, выползла на четвереньках, сжимая шёлковую ткань в зубах. Несомненно, тунику у неё заберут перед тем, как закрыть за ней дверь клетки. Такие клетки обычно совсем крошечные, насколько я понимаю, это дополнительно поощряет девушек к тому, чтобы они стремились заполучить для себя частного господина и были рьяными в альковах. Конечно, Каллигона подошла к Господину Десмонду без его вызова. Я предположила, что должна была бы почувствовать к ней жалость. Однако я скорее была рада тому, что она вернулась в свою клетку. Я только надеялась, что эта клетка была как можно меньше. В большинстве таких конур, насколько я понимала, девушка может только стоять на коленях, сидеть или лежать, поджав ноги. В таком узилище у девушки вряд ли возникнут сомнения в том, что она — рабыня. Безусловно, такая клетка просто роскошь, по сравнению с «рабским ящиком», обычно используемым для наказания. Даже самые гордые и наиболее упорные из рабынь, обычно в недавнем прошлом свободные женщины высших каст, быстро ломаются в таком устройстве и выходят из него готовыми, униженными рабынями, дрожащими от страха от одной только мысли, что ими хотя бы в малейшей степени могут быть недовольны. На кухне в столовой Менона у нас были матрасы и цепи. Можно сказать, что Менон был добрым мужчиной. Его даже часто критиковали за то, что он был излишне снисходителен к своим девушкам. Само собой, это не отменяло того, что на кухне имелась плеть.