Алекс Делакруз - Молодые боги [litres]

Некоторое время Макленин и Приск смотрели друг на друга. Загадочная, явно нездоровая личность, стояла спиной ко мне – и я не наблюдал его глаз, а вот во взгляде Приска читались неприкрытые ярость и гнев.

– Как скажешь, дорогой друг. Как скажешь, – шипящим шепотом, слышным, впрочем, по всей арене, произнес Макленин. Не переставая смотреть в глаза Приску, он грубо поднял Майю за растрепанные волосы, заставив запрокинуть голову и обнажая беззащитную шею.

Наконец отведя взгляд – губа Приска при этом непроизвольно дернулась, – Макленин обратил внимание на балерину. Улыбнувшись, легким движением смахнул с ее носа несколько песчинок. Глаза девушки были крепко зажмурены, но сквозь плотно сжатые веки пробилось несколько слезинок, чертя дорожки по налипшему на щеки песку.

– Хватит так хватит, – мягким голосом проговорил Макленин и нанес сильный удар в пах своей жертвы – так, что клинок вышел из тела балерины только в районе горла.

Отступив от безвольно опавшей мертвой девушки, Макленин продолжал улыбаться, демонстративно отстраненно глядя в сторону от Приска. И тут я невероятно четко почувствовал исходящую от него ненависть – она незримо, но настолько густо висела в воздухе, что казалось, ее можно собрать руками.

«Как там в дереве умений было – ментальные умения? Эмпатия, телепатия?» – вспомнил я дерево способностей, которое изучал в каюте.

– Кадет Приск, примите замечание по поводу нарушения правил поведения на арене во время наблюдения за поединком. Кадет Макленин, примите замечание по поводу нарушения правил поведения на арене во время проведения поединка. Будьте любезны уточнить у меня форму взыскания после ужина.

Голос мастера Олега прозвучал совершенно безэмоционально.

На меня вдруг навалился противный, сковывающий движения страх – ведь меня сейчас убивать будут. Испуг, близкий к панике, парализовал тело настолько, что я даже не сразу смог вздохнуть полной грудью. А переведя дыхание, зажмурился, вспоминая свое воскрешение, воскрешение Саяна, уверенное спокойствие всех тех, кто только что безропотно, в том числе и юный Санчес, выходил навстречу своей даже в чем-то изощренной смерти.

– Помни, тебе надо быстро у… – зашептал Саян, возвращая меня в действительность. Он не закончил фразу – Макленин как раз повернулся в нашу сторону, и младший Орлов замолчал на полуслове.

Явно психически нездоровый второкурсник, которого открыто опасался родственник магистра, между тем понемногу избавлялся от ненависти. Сейчас я уже чувствовал исходящий от него неясный каскад целого букета эмоций, среди которых понемногу крепло незамутненное, по-настоящему детское любопытство.

«Нет-нет-нет, я не хочу читать чужие эмоции. Мне это совсем не надо!» – поднялся внутри неясный страх перед открывшимися возможностями.

– Не хочешь, не надо, – раздался рядом протяжный голос.

– А… что?

– Дай сюда свое чело, избранный, – слегка гнусаво проговорил святой отец, возложив мне ладонь на лоб.

Теперь манера разговора и голос монаха напоминали мне стиль общения Кузи – соседа по общежитию, который приторговывал запрещенными психоактивными веществами и в связи с этим почти постоянно находился на связи с другими измерениями.

– Вы благословить?

– Три килограмма благословения этому юноше внутривенно. Интерфейс открой… – устало протянул монах через несколько мгновений, не дождавшись от меня понимания.

Подтвердив право доступа, я посмотрел на отстраненное лицо собеседника.

– А вы…

– Можешь называть меня мастер Бран. Пара секунд, друг, я настраиваю точку твоего воскрешения в цитадели. Готово – иди, попробуй отомстить пирожку.

– Пирожку?

– Тише, тише, юный падаван. И никогда его так не называй, если не хочешь умереть быстрой и страшной смертью – или, хуже того, жить долгой и мучительной жизнью.

Я чуть скосил глаза на Макленина, который сейчас подкидывал нож, ловя его за лезвие и буравя при этом стену рядом с Приском.

– А вы? Не боитесь?

Мастер посмотрел на меня странным взглядом – я почувствовал исходящую от него глухую тоску обреченности.

– Да мне насрать, – неожиданно ответил он и протянул, уже уходя: – Ведь я трехглазый ворон…

Проводив взглядом странного мастера, я встрепенулся, вспомнив, что еще даже не взял оружие. Короткий взгляд на Макленина – он так и стоял, подкидывая нож – казалось, буравить стену рядом с Приском ему интереснее, чем рассматривать очередного противника.

Подхватив катану Сакуры, я быстро прошелся вдоль стены и взял давно примеченный рыцарский щит. Выйдя в центр, замер. Некоторое время просто стоял, ожидая. Макленин на меня не смотрел. Совсем – накручивая себя, он все еще пялился в сторону Приска.

Подавив в себе злость и ненависть, которые появлялись при одном лишь воспоминании о том, что только Макленин творил с балериной, я принялся считать выдохи.

Вновь, как и совсем недавно в стойке на руках, понемногу отстранился от происходящего – к дыхательным упражнениям я прибегал часто, особенно те помогали перед волнительными поединками. Еще там, в реальности, когда занимался боксом, а после смешанными единоборствами.

Прошло примерно три минуты. Потом пять. Семь.

Я продолжал стоять спокойно как внешне, так и внутренне, что приятно удивляло. При этом вновь неожиданно четко стал ощущать направленные на меня эмоции. Волнение и даже беспокойство Саяна, раздражение сенатора Орлова, любопытство Клеопатры, интерес Олега. И ни следа эмоций Макленина – он словно забыл обо мне.

Вот, вспомнил – развернувшись на пятках, противник удивленно глянул в мою сторону.

Еще несколько минут мы простояли в тишине. Макленин рассматривал меня с головы до ног, испытывая искреннее недоумение. Раздражение. А вот сейчас отталкивающую, мерзкую злобу.

Я по-прежнему размеренно дышал, сохраняя невозмутимость. Но невольно вдох за вдохом разгоняя в себе спокойную ярость. Только сейчас пришел стыд за то, что не я остановил издевательство – сниться мне это вряд ли будет, но еще один камень в копилку к тем, что уже есть на душе, положен. Избегая мучительных угрызений совести, я копил в себе ненависть к этому странному второкурснику, которого опасаются практически все вокруг.

Макленин между тем покачал головой, недоуменно мне улыбнувшись – нет, скорее, ощерившись. В этот момент я краешком сознания ощутил эмоции Саяна, в которых теперь чувствовалась еще и жалость.

Быстрый, скользящий шаг, и Макленин вдруг прыгнул вперед, без затей ударив ногой прямо в мой щит. Пространство вокруг на миг превратилось в смешанные разноцветные росчерки – пролетев по воздуху, я врезался в стену арены, находившуюся далеко за спиной. Удар Макленина был настолько силен, подняв меня над песком, что еще немного – вылетел бы на зрительские скамьи. А так, врезавшись в каменную кладку чуть ниже парапета, я рухнул вниз, неожиданно даже для себя приземлившись на ноги.