Лев Прозоров - Евпатий Коловрат

То есть Коловрат действовал на землях, только-только тронутых христианством, среди полуязычников, а то и откровенных язычников. Уж не с языческими ли обрядами, не с древним ли колдовством вятичей или муромы связаны загадки, которые задала нам летопись?

Татары принимали людей Коловрата за вставших мертвецов? Или же они видели мёртвых в рядах его дружины?

А когда начал изучать события тех лет повнимательней — всё стало еще интереснее. Многие ли знают, что отцом рязанского князя, которому служил Коловрат, за гибель которого он мстил захватчикам, был Игорь Святославич — тот самый, про которого «Слово о полку»? Великая языческая поэма Руси, поэма, в которой ни словом не упомянут Христос — зато прославляются древние Боги, оказалась, пусть и косвенно, связана с историей Коловрата. А с другой стороны, с нею связана легенда про Петра и Февронию Муромских, про странную и прекрасную любовь лесной ведуньи, наверняка язычницы, — и князя. Ведь Муром, как я уже сказал, входил в Рязанское княжество.

Вот так и сплеталась повесть…

А поскольку по ходу повести то и дело всплывали слова, понятия, события и люди, читателю зачастую малопонятные, родилась идея снабдить повесть примечаниями.

Несть бо ту ни стонюща, ни плачюща… Отрывок из «Сказания о разорении Рязани», откуда, собственно, и известно о Еупатии Коловрате.

Гридни — дружинники.

«Те, кого гнали перед собой на стены враги» — о таком способе использования пленных монголами мы знаем из сообщений средневековых источников — Карпини, Рубрука, Рашид ад-Дина.

Раскат — насыпь под крепостной стеной, вал.

Обручье — браслет. Сохранились браслеты рязанцев из двух литых створок, с изображениями мифических существ и языческих обрядов.

Еупатий — здесь и далее используется древнерусское написание имен — не Евпатий, а Еупатий, не Федор, а Феодор, не Агриппина, а Агрепена и тд.

«Черниговский воевода Феодор» — боярин князя черниговского Михаила Всеволодовича, вместе с ним погиб в Орде, отказавшись поклониться языческим святыням завоевателей. И Михаил, и Феодор почитаются православной церковью как святые мученики.

Одесную — справа.

Бирюч — глашатай, собиравший народ на вече, оглашавший решения князя и городской общины.

Глагола ей юноша… — Цитата из средневековой «Повести о Петре и Февронии».

Державец — правитель.

«— Княгиня Февро… — начал он, склоняя голову» — линия седой княгини взята из вышеупомянутой «Повести о Петре и Февронии» — истории о жизни князя и ведуньи из лесной деревни Ласково, ставшей его женой-княгиней и родившей ему двоих детей.

Заходных — западных.

Поруб — тюрьма.

Кат — палач.

Ночная мара — морок, видение, кошмар.

Заборола — крытые галереи для стрелков наверху крепостных стен.

Кощуны — языческие мифы.

«Поганых кумиров» — идолов, языческих богов. Здесь и далее слово «поганый» и его производные употребляются в основном в значении «язычник, языческий» и пр.

«…имя, нашептанное повитухой в закоптелой баньке» — на Руси и веками позже описываемых времен рожали в бане, там и нарекали имя детям.

Весь — деревня.

Ласково — родная деревня Февронии.

Обдериха — банный дух женского рода, считался опасным.

Удельница — злой дух в виде сороки или птицы с женской головой, опасен для беременных, рожениц и новорожденных. Норовят подменить ребенка (иногда еще во чреве матери).

Аксамит — драгоценная ткань.

Летник — женское платье с широкими рукавами.

«…переданную когда-то в той же баньке в глухую ночь на Карачун Силу» — передача силы и колдовские посвящения традиционно совершались в бане же.

Карачун — зимний солнцеворот, самая длинная ночь в году.

Наузы — амулеты, в том числе — колдовские узлы.

Противусолонь — против часовой стрелки, против движения Солнца.

Агрепена Ростиславовна — княгиня Рязанская, погибла во время взятия Рязани Батыем.

Думцы — участники думы, княжеского совета.

Узорочье — украшение. В «Слове о разорении Рязани Батыем» «узорочьем Рязанским» названы погибшие в битве за город воины.

Юрий Ингоревич — великий князь Рязанский.

«Кто в безумной гордыне вздумал своей бренной рукой остановить деашцу гневного Вседержителя» — упоминания о «бессмысленности» сопротивления нашествию, якобы «каре Господней за грехи», сохранились в летописях.

Праведный царь Иоанн — по странному совпадению, как раз накануне монгольского нашествия с территории Византии разошлись во множестве списков рассказы о некоем могучем и праведном владыке где-то на Востоке, христианине Иоанне. Именно с ним первое время ассоциировались монголы у европейских христиан.

Впрочем, это очень быстро прошло — при первом же близком знакомстве с «праведностью» пришельцев.

«И оцепенев, внимали горожане голосу человека, недавно спешно покинувшего еще не обложенный врагом град». Тверская и Новгородская летописи сообщают, что епископ рязанский покинул еще не осажденный город. «Сказание о разорении Рязани Батыем» называет его среди погибших в городе. Это дало мне возможность создать сей образ — образ типичного православного архиерея времен нашествия — далекий от всякого героизма. Вот что говорит Е. Е. Голубинский в своей «Истории русской церкви»: «Если полагать, что обязанность высшего духовенства — епископов с соборами игуменов — долженствовала при данных обстоятельствах состоять в том, чтобы одушевлять князей и всех граждан к мужественному сопротивлению врагам для защиты своей земли, то летописи не дают нам права сказать, что епископы наши оказались на высоте своего призвания; они не говорят нам, чтобы при всеобщей панике и растерянности раздавался по стране этот одушевляющий святительский голос».

Он не просто «не раздавался», здесь маститый церковный историк щадит средневековых архипастырей. Они повально бежали из русских городов, бросая свою паству на произвол судьбы, на кровавую «милость» завоевателей. «Пастыри» бросали «стадо Христово», «отцы духовные» бросали «детей», «кормчие» бросали «корабли». Не последними — первыми.

Глава русской церкви митрополит Иосиф в самый год Батыева нашествия бежал, оставив свою кафедру. Ростовский епископ Кирилл — «избыл» монголов в Белоозере. Епископы Галичский и Перемышльский остались живы после взятия монголами их городов (Звонарь, 1907, № 8, с. 42–43). Добавлю от себя, что и Черниговский епископ пережил взятие и разорение своего города.

Справедливости ради надо отметить, что один-единственный пример епископа, до конца вдохновлявшего людей на сопротивление, всё же был — это Митрофан Владимирский, погибший в соборе города с его последними защитниками.