Мэтью Стовер - Клинок Тишалла

Коричневые прожилки походили на кровь.

Он вытер рот тыльной стороной ладони, и прикосновение к губам ужалило его резкой болью. Губы шелушились, покрывались трещинами и пачкали руку алой кровью. Ему хотелось пить – ужасно хотелось пить: Он встал на колени, набрал в ладони холодную речную воду и поднес ко рту, но язык превратил жидкость в гвозди и битое стекло. Он чувствовал, как осколки ранили горло и резали внутренности…

«Наверное, мне нужна не вода, а что-то другое».

Дамон обернулся к лужице рвоты и сравнил коричневые прожилки в белой пене с липким красным пятном на тыльной стороне ладони. «Кровь», – подумал он.

«Кровь».

Пора выходить на охоту.

Краем глаза он заметил быстрое движение. Кто-то скрывался в зарослях. Дамон встал на четвереньки, раздвинул руками тростник и перебрался на участок, поросший пшеницей. Вот! Опять! Или нет? Может быть, и в первый раз показалось? Что, если он видел это раньше или вспоминал старый сон?

Высокий каблук сапога, исчезнувший за стволом ясеня; мимолетный и испуганный взгляд женщины – ее расширенные глаза, смотревшие на него долю секунды, пока их не скрыли пшеничные колосья; запах немытых подмышек и промежности; металлический вкус крови, оставшийся во рту…

Его сновиденные джунгли были наполнены людьми.

Он слышал, как заросли медленно пробуждались к жизни. Со всех сторон доносились леденящие кровь крики, рычание и хрюканье, визг, мычание и вой. Они раздавались вблизи и вдалеке, порождая резонансы и эхо: крики людей, а не животных. Крики зверей, которыми всегда оставались люди.

Он пополз на звук хрустевших стеблей, но вопль боли, перешедший в слабый стон, заставил его подняться на ноги. Приминая тростник, на речном берегу боролись мужчина и женщина – в сплетении человеческих тел то и дело мелькал нож. Дамон не мог понять, кто из них нападал и кто защищался. Он видел только яростные взмахи рук, блеск лезвия и кровь.

Кровь…

Она притягивала его к себе, и Дамон полз вперед, изнывая от жажды. Прежде всего это был только сон.

В зарослях тростника кто-то толкнул его в спину и сбил с ног. Упав на землю, Дамон почувствовал на губах смолистую жидкость сломанных стеблей. Они вонзились в лицо, и в то же мгновение напавший мужчина безжалостно прижал его коленом. Суетливые руки начали рыться в карманах одежды. Дамон не сопротивлялся. Он лежал на животе и отстраненно гадал, как это происшествие могло случиться в его сне. Затем он увидел тускло блеснувшие зубы, которые через мгновение впились в основание шеи и начали грызть его плоть. Боль, настоящая боль – чрезмерно реальная боль – вывела его из состояния изумления. «Этот сон не мой!»

Дамон изогнулся, схватил одной рукой косматую жующую голову и одновременно пальцами второй руки нашарил глаза мужчины. Тот заворчал, не желая отвлекаться от трапезы. Кулаки Дамона бесцельно молотили воздух. Он что было сил вдавил пальцы в глазницы. Человек принялся вырываться, отбиваясь, толкаясь и стоная от боли. Дамон отпустил его и через миг услышал звук глухого удара, за которым последовало влажное бульканье. Он перекатился на бок, сел и увидел одного из своих эзотериков. Тот перехватил нападавшего и ударом ножа рассек ему горло.

– Почтенный Дамон! – задыхаясь, произнес эзотерик. – Господин посол, я прошу прощения…

И склонился над ним с окровавленным ножом в руке.

– Было трудно добраться до вас… Все это…

Он указал ножом на окружавшую их вакханалию зелени. Дамон не мог отвести взгляда от острого лезвия: красные капли стекали по стальному клинку на запястье монаха. Они казались такими теплыми, такими… соблазнительными… Ему пришлось напомнить себе, что это не сон. Он находился здесь при исполнении обязанностей.

– Я ранен, – тихо прошептал Дамон.

Он убрал руку, которой зажимал рваную рану на плече, и из-под пальцев брызнула кровь.

– Рану нужно промыть и перевязать.

Молодой монах затаил дыхание и нагнулся к начальнику, чтобы осмотреть укус, но Дамон отстранился.

– Нож, – сказал он, отворачиваясь в сторону.

– Что вы говорите, господин?

– Вытри свое оружие, брат, – хриплым голосом произнес Дамон. – Сначала вытри оружие. И делай так всегда.

Монах покраснел.

– Я… я прошу прощения, господин, – запинаясь, пробормотал он. – Просто все так внезапно…

Он указал рукой на джунгли, на труп с перерезанным горлом, лежавший в двух шагах от них; на мужчину в тростнике, из глаза которого торчала рукоятка ножа; на кровавый след среди сломанных стеблей, обрывавшийся в нескольких ярдах у того места, где раненая женщина с хрипом выдыхала остатки жизни.

– Кругом такое безумное… Эти события могут свести с ума кого угодно.

– Они никого не сводят с ума.

Дамон, шатаясь, поднялся на ноги, и тонкое жужжание в его голове усилилось.

– Они просто демонстрируют нам новые возможности.

– Все как во сне, – с беспомощным видом сказал монах.

– Да, – согласился Дамон. – Но это не мой сон. Он не наш.

Жужжание в его голове уже гремело, будто гром, пузырясь в артериях и булькая в сердце.

– Вы правы, – проворчал молодой эзотерик. – Вот именно. Все это нереально. Мы попали в ловушку чужого сна.

– Вставай. Собери остальных. Мы должны выполнить нашу миссию.

– Миссию? Что можно делать в чужом сне?

– Это сон, но он реален. Это сон бога, а все, что боги видят во сне, становится реальностью.

Жужжание превратилось в грохот, затем переросло в скрежещущий вой.

– Вы говорите о боге? – Молодой монах поморщился и недоверчиво покачал головой. – Неужели богам снится такое… безумие?

Дамон молча указал в сторону реки.

Там, сжимая в руке длинный тусклый меч, по воде шагал Райте из Анханы. Речные струи вскипали под его ногами, словно налетали на валун. Брызги оседали на рубахе и кожаных штанах. Он шел шатаясь и без конца спотыкался. Казалось, что ноги с трудом удерживали тело. Он шел вверх по течению, и на лице его глубились грозовые тучи.

– Вот он, – сказал Дамон.

– …такая красивая…

Эвери Шенкс перевернулась на бок и сжала зубы, сдерживая стон. Поролоновый тюфяк, который служил ей ложем на холодном кафельном полу в операционной ветеринарной клиники, был удобным, и Эвери время от времени погружалась в краткий сон. Однако всякий раз, просыпаясь, она чувствовала себя так, словно ей удалили хрящи и заменили их наждачной бумагой.

Ее сон тревожили кошмары. Костлявые пальцы, покрытые гниющим мясом, сжимали похотливой хваткой ее локти, колени и бедра. Толпа работяг тискала ее грудь и ягодицы. Они лезли руками ей в промежность, обдавая ее тлетворным дыханием, и на каждом лице она видела злой и алчный взгляд Коллберга. Протерев воспаленные глаза, Шенкс попыталась вспомнить, отчего она проснулась.