Эдгар Крейс - Разведчик Петра Великого [litres]

– Сейчас, сейчас! Не ломайте, я уже открываю! – крикнул Николай и распахнул настежь двойную дубовую дверь.

Жидкий утренний свет осветил сумрак коридора и сонное лицо Николая. Перед домом стояли десятка два вооружённых алебардами людей в синих кафтанах со звёздами. Бывший опер вспомнил своё тёмно-синее одеяние мага. Но эти люди к магии не имели никакого отношения. Как раз наоборот. Они по приказу начальства с ней боролись. Были, кроме пеших, и двое верховых. Один совсем молодой, а второй намного старше, в высоком парике с буклями. По всему видно, что он как раз и являлся начальником солдат, согнанных к дому Николая. Верховые пристально его разглядывали и при этом совещались меж собой.

– Это он? – спросил человек начальствующего вида у молодого парнишки.

– Он! Точно он! – послышался в ответ писклявый голос.

Услышав его, бывший опер пригляделся. Было слишком рано и света не вполне ещё хватало, но по голосу он узнал в молодом человеке прохиндея с базарной площади. «Вот и снова встретились. И небось со своим папашей пожаловал, стукачок Жак! Как это вас, паршивцев, угораздило приехать к нам так не вовремя!» – чертыхнулся в сердцах Николай и через мгновение услышал начальственный голос всадника постарше:

– Схватить его!

Двое солдат с алебардами наперевес немедленно бросились к Николаю, схватили его за руки и поволокли на улицу. К ним на помощь тут же подбежали ещё двое. Так, вчетвером, они потащили захваченного врасплох бывшего опера к сидящему на лошади начальнику полиции города, но тут на порог дома выскочили Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич.

– Что это здесь происходит? Оставьте моего друга в покое! Он принц! – возмущённо закричал тесть на английском.

Молодой парнишка что-то шепнул человеку в парике, и тот ответил на французском:

– Я имею полномочия короля приглядывать за тем, чем занимаются иностранцы в Париже. Так что именем короля я объявляю, что вы нарушили правила проживания чужеземцев в нашем городе! Вы обвиняетесь в учинении погрома, нанесении увечий гражданам Парижа, а сей человек, – начальник указал на Николая, – ко всему ещё обвиняется и в использовании чёрной магии во вред жителям города! Вам всё ясно?

Николай уже понял, откуда ветер дует, и попытался всё объяснить начальнику полиции, но тот лишь косо посмотрел на арестованного и закричал:

– Молчать, когда говорю я! Попытка оказания сопротивления уполномоченному Его Величества?! Я вас научу, как нужно учтиво разговаривать с благородными людьми, облечёнными властью короля!

Тут же с двух сторон на Николая посыпались удары древками алебард. Нападавших было много. Бывший опер, как мог, пытался отбиваться, но вскоре неожиданно получил удар торцом древка алебарды по затылку, и его сознание разом померкло. Друзья бросились к нему на выручку, но против двух десятков вооружённых алебардами солдат устоять было сложно. Вскоре всех троих связали и бросили в подъехавшую к дому повозку, запряжённую мулом.

Алексей Никифорович и Андрей Яковлевич хоть и лежали порядочно избитые да вниз лицом на гнилых досках, но оставались в сознании и видели, как солдаты бесцеремонно ворвались в их дом. Как они выносят из него одежду, шпаги и по их разумению всё мало-мальски ценное. Среди выносимого имущества был и «магический кристалл», небрежно завёрнутый в бархатную скатерть. Ту самую, которая ещё вчера вечером покрывала стол, за которым они праздновали весьма перспективное знакомство с братом короля.

«Колдовской кристалл» нёс на вытянутых руках молоденький солдат с округлёнными от страха глазами. Ужас быть заколдованным через проклятый кристалл сковывал его движения. Ноги солдатика двигались чуть лучше ножек циркуля и совершенно неловко. Оттого не удивительно, что их хозяин вскоре оступился и растянулся на пороге дома. Кристалл выпал из его рук, упал на каменную ступеньку, и от несчастья не спасла даже толстая скатерть, в которую тот был завёрнут. Раздался глухой звон разбившегося стекла и от «колдовского кристалла» остались лишь жалкие осколки. Начальник долго ругал солдата за неловкость. Клял того почём зря и обещал на целый месяц лишить денежного содержания. Накричавшись вволю, он замолчал и покосился на собранный в телеге улов. Видно, посчитал, что всё-таки главное – это то, что ему удалось схватить колдунов и зачинщиков смуты. Назревавший бунт черни подавлен на корню. Можно ждать очередного поощрения. На взгляд главного полицейского города то, что иностранцы ввязались в драку с людьми его сына, только к лучшему. Им теперь уже никак не отвертеться на суде от справедливого приговора. Возможно, повесят бунтарей-чернокнижников, а то и сожгут на костре за проклятое колдовство! То, что их колдовской кристалл случайно расколот, не беда. Для суда и его осколки останутся свидетельством виновности иноземцев в колдовском ремесле. Сам губернатор обещал оказать честь и прийти на заседание суда.

– Ишь какие храбрые! Посмели в лице моего сына унизить исполняющего обязанности министра короля! Ну нет, это вам просто так с рук не сойдёт! Ещё не родился тот человек, который безнаказанно может наносить нашей семье оскорбления! – с гордым видом сказал маркиз связанным чужеземцам и высокомерно похлопал по плечу молодого парня, который с усмешкой глядел, как тронулась в путь телега с ценной добычей.

По приказу главы полиции чужаков отвезли в тюрьму Консьержери, которая со зданием Дворца правосудия составляла единый комплекс. Это позволяло маркизу д’Аржансону значительно ускорить принятия решения по делу обидчиков сына. Он был уверен, что его дело рассмотрят вне очереди. Должность главы полиции Парижа позволяла очень многое. И действительно, уже через час суд в присутствии представителей церкви был уже готов вызвать для дачи показаний Николая и его товарищей, чтобы принять по их делу окончательное решение.

Высоко, под самым потолком затхлой узкой камеры, слабо светилось маленькое незастеклённое окошко, закованное толстыми железными прутьями. Из него веяло зимним холодом. Николай уже успел прийти в себя, хотя голова раскалывалась от боли. Солдат, дай бог ему «здоровья», не пожалел своей силушки для хорошего удара. Но главное для Николая и его друзей – это то, что кожаный мешочек с магическими артефактами по-прежнему висел у него на шее. В те времена люди часто вешали себе на шею обереги. Хоть это было языческим наследием, но, как и в старые времена, к чужим оберегам старались по возможности не прикасаться, чтобы не обратить на себя его проклятие. По преданиям, оберег прочно связывал их хозяина с потусторонними силами, а кому по доброй воле охота с ними тягаться из-за какой-то пустой безделушки на шее чужака. Людям бы за свои грехи ответить, и то ладно, а уж за чужие отвечать – дурных нет.