Оксана Щербатая - Мой отчим - советский пенсионер

Удивилась я несказанно. Женихи мои нашли подход к ситуации. Значит, оба они — достойные, никто не порывист, не глуп, чтобы бессмысленно кулаками трясти. Так и пошли мы по улицам Сальска втроём: слева, от сердца, Тарас, справа, по правильной стороне, Грант. Довели меня "мальчики" до калитки родительской, попрощались ненадолго. Обещали оба в семь часов снова тут быть. И пошли по переулку обратно к центру города, вдвоём пошли. Со стороны их можно было принять за двух старинных, мило беседующих друзей. Только сердце захолонуло: как бы чего не вышло… Не допусти!..

Забежала я, отчим так-то удивлённо на меня посмотрел, улыбнулся:

— Что-то на тебе лица нет, Зоенька! Красна ты как розовая помидоринка… Случилось что? Или заболела совсем?

— Всё прекрасно, дядь Семён, миленький, — отвечаю. — Кашляю-перекашляю, зато не унываю и жизни радуюсь! А и хороши мои сапожки новые, ведь правда?

Кивнул отчим, только смотрит этак подозрительно, с недоумением, — что за черт в меня вселился? Хотела бы я на себя посмотреть в эти минуты…

— Ухожу, — говорю, — в семь. Ужинать не буду. Чайку, Семён Васильевич, родненький, поставь по-быстрому, а? Мама еще когда придёт…

Ворча что-то себе под нос, головой покачивая, дядя Семён безотказно отправился на кухню. Какой он все-таки душка, как человек: относится ко мне чисто как к дочери, другие родные отцы всё пропивают-проедают-прокуривают, а этот — чужой, а вот поди ж ты — заботится, старается, деньги на сапожки дал, ничего не жалеет, даже размер колечка не поленился запомнить. А ведь ни Грант, ни Тарас пока не утруждались спросить меня о такой малости, как размер девичьего пальчика…

В тот момент во мне вдруг безумная жалость возникла к отчиму, к хрупкому его счастью с мамой, — рискует он постоянно, а зачем? Так мне за него боязно… Всех денег не соберёшь… Никакая цель подобный риск не оправдывает: свободой рисковать каждодневно. Сегодня мне так хотелось, чтобы все вокруг были счастливы! Вот как благотворно воздействует на характер наличие двух женихов разом! Вспоминаю себя несколько месяцев назад: "бука" натуральная, "бабайка"…

Кавалеры пришли вовремя. Вдвоём, похоже, пришли. Мирно так стояли у калитки, беседовали, покуривали, что меня удивило: они же оба не курят! Только в компании могут закурить, по необходимости… Вот как сейчас…

Пошли мы в клуб, снова я — в середине процессии.

В 1955 Никита Сергеевич с Булганиным с триумфом ездили налаживать добрососедские отношения (и "давать кредиты в воздух", как смеётся отчим, — он такой политизированный!) с дружественной нам отныне великой Индией, считавшейся не так еще давно, при Сталине, "империалистической марионеткой", но Хрущев пересмотрел старые взгляды на страну Ганга: отныне мы в такой дружбе с Индией, что фильмы этой страны все советские люди полюбили, пожалуй, больше отечественных. Видела я уже, к примеру "Господин 420", с Капуром, а на "Бродягу" не довелось раньше сходить: пару раз пыталась с девчонками, еще в техникуме, и вечно нам билетов не доставалось, такое наше счастье было! Зато теперь посмотрю точно: оказывается, мои ухажёры билетики уже купили! Вдвоём сходили в кассу… Удивительно, но похоже, что ухажёры мои если и не подружились, то нашли, во всяком случае, общий язык, некие точки соприкосновения… Этак и обо мне забудут!.. Смеюсь, но с прищуром ревнивым… Чтобы отвлечься, прошу:

— Мальчики! Расскажите мне, если знаете, что-нибудь интересное об Индии…

Грант за ухом почесал, нос потёр, ухо покрутил, чтобы память напрячь, и выдал:

— Разные байки про Индию сказывают: что женщины там до сих пор в длинных рубахах в Ганг входят, чтобы искупаться. Что если прикоснуться к стене Мавзолея Тадж-Махал, выстроенного в знак памяти прекрасной Мумтаз-Махал, — любовь твоя будет счастливой и памятной, как чувство великого султана к жене… Что индусы могут змей музыкой зачаровывать, а йоги — по сорок дней не едят и не худеют. Потому как столь худы, что более уже некуда.

— А я слышал от пассажиров, — вступил Тараска, — что индусы все сплошь вегетарианцы: мясо не едят, а многие — и рыбу. В чём душа держится? И еще такую типа частушку слыхивал про ту странную йогу: "Спи, моя радость, усни: ножки за шейку загни, пятками ушки прикрой и засыпай, мой родной…"

Покатились мы с Грантом со смеха, представив такого йога спящего. Тарас дальше: — Ползет наш альпинист на гору, вдруг видит — на вершине, зацепившись одной рукой за выступающий камень, в какой-то позе лотоса висит йог и читает трактат. Альпинист обомлел и спрашивает: " правду ли говорят, что вы, йоги, все можете? Йог оторвал руку от камня, перелистнул страницу: "всё люди врут… Не мешай!"

А вот еще про расизм капиталистов анекдот: в респектабельном квартале Нью-Йорка купил дом и поселился индус. Сосед-американец купил новый Форд. Вскоре заходит индус к американцу, говорит: "я живу не хуже тебя, у тебя Форд и у меня Форд. Тогда американец сделал во дворе бассейн, но снова заходит к нему индус и говорит: "я живу не хуже тебя, у тебя бассейн и у меня тоже". Еще через месяц заходит снова индус к американцу: "сейчас я живу лучше тебя: у меня сосед — англичанин, а у тебя — индус".

Места в кинотеатре нам достались хорошие. Подозреваю, это Грант расстарался: умеет он обаивать кассирш и официанток, все ему самое лучшее дают везде… Сидим прямо посредине зала, мальчики по бокам от меня, смотрим неотрывно фильм. "Бродяга" — это настоящая легенда! Даже я песенку выучила: "Бродяга я…" В этом фильме главного героя, Раджа, играет звезда индийского кино, светлоокий и лукавый Радж Капур, а Риту — актриса Наргис. Бедняк Радж вынужден жить на улице, так как в детстве его отец бросил мать, и они остались на улице. Он пытается убить отца, но терпит неудачу. И теперь должен предстать перед судом, а защищать его решается подруга детства — Рита… Столько романтики в фильме! Только, если честно, мне он немного длинноват показался: и посмеяться успела, и поплакать, и почти заснуть, тогда как мои "мальчики" на мерцающий кадрами экран смотрели как приклеенные, точно два ребенка. И еще: в какой-то момент возникло ощущение, что сижу я в кинозале не с двумя кавалерами, а с двумя подружками…

Привели они меня домой, раскланялись. И ничегошеньки я не поняла: что же дальше? Как наши тройственные отношения развиваться будут?

Пришла домой, а отчим в коридоре ждёт, в окошко крошечное смотрит.

— Что, — спрашивает, — проблемы у тебя, Зоенька? Может, помочь чем надо? Силой или… еще как? Ты не держи в себе своих ненастий душевных…

— Да нет, — отвечаю, — всё у меня в порядке, дядь Семён. Запуталась немножко.

— А… это бывает. — отвечает. — Это я отлично понимаю… По себе…

Посмотрела я на него с сочувствием: отчим и не подозревает, как близки мне его проблемы… Мама выскочила, пошумела немножко, что "поздно!", покормила, чаем с мёдом напоила, выругала, что разгуливаю по улицам "больная" и "спать уложила", точно Ивашку в старой сказке. Сны в ту ночь странные виделись…