Владислав Савин - Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт

Союзники – наступили на свои же грабли! Ведь предлагал же СССР еще в сорок первом уголовную ответственность для фашистских главарей, и уже собирать материалы! Именно для того работали у нас Чрезвычайные комиссии – но на предложение организовать конференцию, совместно с Англией и США, чтобы принять Декларацию «О наказании за преступления, совершенные во время войны», госсекретарь США ответил, «мы не хотим в настоящее время связывать себя какими-либо совместными протестами против нарушения прав человека на оккупированных территориях». Декларация все же принята была, 13 января 1942 года в Сент-Джеймсском дворце в Лондоне, в присутствии премьер-министров и членов правительств девяти оккупированных нацистами стран, министра иностранных дел Великобритании, послов СССР, США и Китая при эмигрантских правительствах и кого-то еще. Но даже папа Пий Двенадцатый (который сейчас клянется в дружбе) тогда публично заявил, что «любые конкретные указания относительно зверств нацистов могут лишь ухудшить дело». И занял позицию нейтралитета – пока к нему эсэсовцы Достлера не вломились. Но о том его святейшеству дипломатично напоминать не будем, ну разве что без свидетелей и не для протокола… Короче, работу по сбору улик, совершенных нацистскими преступниками, союзники всячески спускали на тормозах! А в результате сейчас лишь у СССР, и еще у Италии, есть серьезная доказательная база, с задокументированными фактами и установленными именами. Ну а что те же нацисты успели во Франции натворить, это осталось за скобками – хотя наши товарищи и в Марселе что-то успели собрать. Так что аргументированно привлечь товарища Роммеля им и в самом деле будет затруднительно. Ну а СССР умывает руки – нет у нас данных о нацистских преступлениях на Западе, это ваша сторона должна была все подготовить. Не сделали – ваши проблемы!

И надеюсь, товарищ Руденко не допустит той ошибки, когда допустили к рассмотрению письменные показания некоего Гауса, юридического советника немецкой делегации при заключении советско-германского Пакта 1939 года? Ведь договорились же с союзниками, что никаких упоминаний о «секретных протоколах» на Процессе быть не может – иначе давайте тогда и Мюнхен обсудим, как Чемберлен чехов сдал, подлинно открыв дорогу войне? И все согласились молчать – вот только эта сволочь Гаус подробно описал не только Договор, но и Протоколы к нему, а так как процесс был публичный, то заткнуть рот было уже нельзя, и все последующие свидетели уже законным образом ссылались на эти показания, так Протоколы и выплыли на свет – как показало расследование там, никакого умысла со стороны Руденко не было, просто он не знал немецкого языка и недосмотрел. Теперь не ошибется.

Самой малой проблемой было признание дееспособности Адольфа Гитлера. Мы что, четыре года с сумасшедшим воевали? Товарищи из Института Бехтерева обследовали объект и объяснили, что шизоидность это все же не шизофрения, по аналогии с физическим состоянием это как легкое увечье, с которым в десант нельзя, но где-то работать можно – а не инвалидность, когда без постороннего ухода никак. То есть фюрер германской нации однозначно неадекватен, немножко псих – но за свои поступки отвечает. И в этом качестве может быть повешен. Впрочем, долгая жизнь никому из подсудимых не грозит – если Международный Процесс и оправдает, наготове уже наш, советский суд, «по открывшимся обстоятельствам». Но это на крайний случай – если приговорами в отношении кого-то мы будем не удовлетворены.

А главное, поскольку Процесс будет идти не меньше полугода (а то и десять месяцев, как там). Будущая Конференция, на которой станем решать судьбы послевоенного мира, окажется в тени Процесса, что весьма благотворно для нас! Или кому-то охота выглядеть нацистскими пособниками?

Мы же будем усиливаться. Поскольку верно сказано, у СССР, кроме коммунистической идеи, есть только два верных союзника – Советская армия и Военно-морской флот.

Лавочкин Семен Алексеевич.

Горький, завод № 21 – Москва. Декабрь 1944 года

«Нэ надо лучше, товарищ Лавочкин. Сделайте нэ хуже, чем сделали там. Но быстрее».

В КБ Микояна, Яковлева и Сухого уже рождались первые реактивные. А Лавочкин должен был сделать последний поршневой истребитель, который закроет брешь на эти три-четыре года. Ла-7 был хорошим самолетом войны – имея срок службы деревянного планера, всего два года при безангарном хранении – в мирное время это было абсолютно недопустимо. И вот рождался цельнометаллический Ла-9, ему на смену. Очень помогли сведения «из будущего», описание самолетов Ла-9 и Ла-11 – на уровне «Вестника ЦАГИ». Еще не техническая документация – но по существу, эскизный проект, названы все основные техрешения, компоновка узлов. И это были их самолеты, лавочкинского КБ, с узнаваемым почерком конструирования – а это большая разница, доводить чужое, лицензионное, или свое, когда принципы знакомы. Знание, что эта задача однажды уже была решена, в ином времени, давало уверенность в успехе. Правда, напрягало то, что приходилось скрывать Тайну даже от Алексеева, первого зама, отличного организатора, и тоже неплохого конструктора, в той истории незаслуженно оставшегося в тени. Принципиальные изменения в проект вносить запрещено – лишь доводка предложенного! «Не надо лучше – сделайте не хуже».

Было уже легче – на завод поступало новое оборудование из США и Германии, с немцами же была достигнута договоренность о поставках новых, четырехлопастных винтов, редукторов, радиаторов, топливной аппаратуры непосредственного впрыска для моторов, а также алюминия, который уже не надо было экономить. В то же время работа по созданию нового истребителя находилась под жестким контролем не только наркомата авиапромышленности, но Госкомитета Обороны, от всех прочих дел КБ и завод были освобождены, ну кроме продолжающегося серийного выпуска Ла-7 – но все знали, что скоро его в цехах сменит новая машина. Несмотря на Победу, Москва требовала всячески ускорить работу. Трудились, как в войну – меньше чем через год от начала проекта, с декабря сорок третьего, самолет был готов к серии – облетаны прототипы, выявлены и исправлены «детские болезни», насколько возможно. В целом машина вполне отвечала требованиям строевых частей. И даже было жаль, что ей уготована такая короткая жизнь – до появления реактивных.

Все казалось безоблачным. И вдруг было объявлено – что новые «Ла» будут на конкурсе сравниваться с «немцем», Та-152! Неужели «фриц» будет принят на вооружение советских ВВС? Никто ничего не мог понять, а многие в КБ и на заводе были и обижены.

– Что происходит? – спросил Алексеев. – Неужели, наша работа, и коту под хвост?