Борис Батыршин - Крымская война. Соотечественники [litres]

Потянулось долгое ожидание. Юный савояр, заинтригованный поведением незнакомцев, замер на своем месте; те тоже лежали, не шевелясь, даже не переговариваясь. Необычное поведение для парижских воров. А может, «трубочисты» никакие не воры, а сами служат в полиции? Нет, он наперечет знал как окрестных пуалю, так и агентов сыска.

Ровно без четверти восемь к особняку на противоположной стороне площади подкатил нарядный экипаж с вычурным гербом на дверке. Малыш Мишо вытянул шею и пригляделся – он узнал известную любому парижскому сорванцу карету барона Ротшильда.

«Трубочисты» тоже заметили экипаж. Один из них поднес к глазам предмет, похожий на две соединенные трубки, и сделал соседу знак. Тот извлек из-под тряпки «ружье», пристроил его на бордюр и… Малыш Мишо похолодел от ужаса – он понял, что сейчас произойдет.

«…по Именному Его Императорского Величества Высочайшему указа, данному Правительствующему Сенату в 18 день мая сего, 1855 года от Рождества Христова, за собственноручным Его Величества подписанием в котором говорится:

1. Сим указом переименовать город Евпатория Таврической губернии в Зурбаган, каковое изменение внести во все казенные реестры и карты.

2. Объявить Зурбаган и прилегающие к нему земли на 10 верст во все стороны Особым Таврическим районом.

3. Особый Таврический район будет находиться под управлением наместника Императора и Самодержца Всероссийского и двух соправителей. Наместник назначается именным указом из числа Великих Князей.

4. На территории Особого района будет действовать Свод законов, для составления коего следует учредить Комиссию. Поручить упомянутой Комиссии разработать положение о лицах, имеющих жительство в Особом районе.

5. Учредить внутреннюю стражу Особого района; начальник стражи будет одновременно военным комендантом и соправителем Особого Таврического района.

6. Учредить Зурбаганский Императорский университет, ректор какового будет совмещать свой пост с должностью соправителя Особого района.

7. Сим указом поручается Нашему сыну, Великому князю Николаю Николаевичу, возглавить вышеупомянутую Комиссию. До утверждения разработанных ею положений возложить на него обязанности наместника Особого Таврического района».

«…долго хлопали друг друга по плечам. Вот что значит эффект расстояния! Дома мы порой не общались месяцами, ограничиваясь и-мейлами и редкими звонками. И ничего – разум знал, что при необходимости можно пересечься максимум через полтора часа. А значит, и нет никакой разлуки – так, обстоятельства.

Потом последовали расспросы. Главная тема – впечатления от встреч с государем. Дрон немало читал о Николае Первом – и раньше, и когда готовился к экспедиции, – но, как и многие, смотрел на него через призму текстов Тарле. Помните? «Непроходимая, всесторонняя невежественность», «подозрительное и более чем холодное отношение царя к науке, к печатному слову», книжный шкап в кабинете, демонстративно забитый большим гвоздем, «нам умные не надобны, нам надобны верные…» Как легко навешивать ярлыки, особенно когда нет ни возможности, ни желания разбираться!

Я три десятка лет отдал гуманитарным занятиям: журналистике, истории, книгоиздательству. Но следы технического образования, полученные в одном из лучших вузов СССР, еще не совсем выветрились у меня из головы, да и увлечение военной историей давало о себе знать. Мне нашлось о чем поговорить с военным инженером и увлеченным строителем, каковым, несомненно, был Николай Павлович. А когда я признался в интересе к фортификации вообще и фортам Кронштадта в частности, он засыпал меня вопросами о том, какими стали спустя сто шестьдесят лет возведенные им твердыни. Я, как мог, уклонялся от этой темы – не рассказывать же леденящие кровь истории о «Чумном форте» и Кронштадтском восстании?

На Балтику мы пришли в декабре. Перекомский совсем было скомандовал идти в Ригу, когда выяснилось, что в этом году льды довольно слабые; «Морской бык», распихивая форштевнем льдины, дополз по Морскому каналу до Кронштадта и встал на рейде под гром пушек фортов и кораблей Балтийского флота. Государь принял нас через два дня; сначала, разумеется, он имел беседу с великим князем, и тот, как мог, подготовил его к новостям. Месяц незаметно промелькнул в беседах, заседаниях всяческих комиссий и советов, в осмотрах кораблей, фортов, верфей и заводов.

А в феврале государь занемог. Не зря Груздев твердил об «упругости ткани Реальности»! Правда, парада, который он, согласно легенде, принимал в легком мундире, не было – Николай подхватил-таки пневмонию, демонстрируя нам паровозы, закупленные для Николаевской железной дороги. Антибиотики из моей аптечки без труда справились с осложнениями, к середине марта император вернулся к государственным делам.

К тому моменту обширная записка, над которой мы с Николаем Николаевичем провели немало ночей, была готова. Она состояла из трех разделов: «Соображения о текущей европейской политике», «Размышления о внутреннем переустройстве Российской империи» и, наконец, «Перспективы развития наук и промышленности». Приложение к документу содержало проект создания в Крыму административно-хозяйственного образования, которое в наше время назвали бы «регион опережающего развития» – на базе знаний и технологий будущего. И уже в конце марта плоды наших усилий были представлены пред светлы очи самодержца Всероссийского…»

Велесов сплюнул за борт. Вода возле корабля была голубая, прозрачная: ни мусора, ни нефтяных пятен, ни вездесущих пластиковых бутылок, которые в двадцать первом веке запросто можно встретить и посреди океана.

– Может, притащить складные стулья? У боцмана в каптерке есть, я точно знаю. Ноги надо беречь, не казенные.

Они на вертолетной палубе «Адаманта», за коробкой разборного ангара. Так уж повелось – когда надо обсудить что-то в узком кругу, Велесов и Андрей шли сюда, в особых случаях прихватывая Рогачева.

– А заодно – мини-бар с вискарем, пивом и апельсиновым соком, – лениво отозвался Андрей. – И табличку: «Не мешать! Идет мозговой штурм!»

Велесов прибыл из Таганрога три дня назад на пароходе «Грозный» и с тех пор почти не отлучался со сторожевика. Только один раз нанес визит Зарину и проговорил с ним почти два часа. О содержании беседы не распространялся, а Андрей с расспросами не лез – расскажет, если сочтет нужным.