Владимир Шинкарёв - Максим и Фёдор

ПЕТР:Я этой травиловкой себе желудок испортил.

(Петр раскладывает колбасу, хлеб, приносит с кухни вареную картошку. Василий достает из шкафа стопари. Все садятся, один Самойлов стоит, засунув руки в карманы и с ироническим видом смотрит на центр стола. Житой разливает портвейн. Все со словами "ну, ладно", "ну, давай" выпивают и закусывают; Самойлов вертит в руках стопарь, несмешливо разглядывает его ).

ВАСИЛИЙ:Садись, что ты стоишь, как Медный Всадник. (Самойлов садится, снишодительно улыбаясь).

ЖИТОЙ:Давайте сразу, еще по одной, чтобы почувствовать. (Разливает. Почти все выпивают. Василий пьет залпом, как это обычно делает Федор, Петр же, напротив, отопьет, поставит и снова отопьет, как Максим).

ВАСИЛИЙ (Мотину): Чего ты? Не напрягайся, расслабься.

МОТИН:Да ну на фиг… Я после работы этой вообще ничего делать не могу. А удивляются, что мы пьем… Мало еще пьем!

ЖИТОЙ:Верно! (Разливает еще по одной).

ВАСИЛИЙ:То, что мы пьем – есть выражение философского бешенства.

САМОЙЛОВ:Потому и пьем, что пока пьяные – похмелье не так мучает.

МОТИН:Я после этой работы вымотан совершенно, куда там еще картины писать – уже год не могу. Возьму кисть в руку, а краски выдавливать неохота, такая тоска берет – что я за час, измотанный нарисую?

ВОВИК:А в воскресенье?

МОТИН (в сильном раздражении): А восстанавливать рабочую силу надо в воскресенье? Впереди неделю пахать, как Карло! А в квартире убраться? А с сыном погулять – надо? В магазин – надо?

ПЕТР:Каждый живет так, как того за…

МОТИН (перебивает): Вон Андрей Белый пишет, что мол, Блок, хотя и не был с ним в приятельских отношениях, прислал тысячу рублей, и он мог полгода без нужды заниматься антропософией. Антропософией, а? Вот, гады, жили! (Залпом выпивает). Да избавьте меня на полгода от этой каторги, я вам такую антропософию покажу!…

ЖИТОЙ:А вон эти ваши, как их… Максим с Федором – вроде не работают, а, Петр?

ПЕТР:Не работают.

МОТИН (зло): Как так?

ПЕТР:Да вот так… Как-то.

ВОВИК:Давно?

ПЕТР:Не знаю даже… Василий, ты не знаешь?

(Василий мотает головой).

САМОЙЛОВ:А чем они занимаются?

МОТИН:Да ничем! Пьют! Какого лешего вы с ними возитесь – не понимаю. Алкаши натуральные.

ЖИТОЙ:Это все ладно, а вот давайте выпьем! (Разливает).

МОТИН:Это что за колбаса?

ВОВИК:Докторская.

ВАСИЛИЙ:Нет, с Максимом и Федором не так просто…

МОТИН (перебивает): Да ладно… Видел я ваших Максима и Фе- дора, хватит. Алканавты натуральные.

ЖИТОЙ:Слушайте, а что там, я слышал, убили кого-то?

(В это время Самойлов включает магнитофон. Слышен плохо записанный "Караван" Эллингтона.)

МОТИН:Выруби.

САМОЙЛОВ:А может, поставим чего-нибудь? Петр, у тебя битлы есть?

ПЕТР:Нет, сейчас нет. Пусть это будет, убавь звук.

САМОЙЛОВ:А что это?

ЖИТОЙ (Вовику): Ты будешь допивать или нет? Видишь, все тебя ждем!

ПЕТР:Эллингтон.

ЖИТОЙ:Ну, я вермут открываю. Вы как?

ВАСИЛИЙ:Давай.

САМОЙЛОВ:Нет, не надо Эллингтона.

ВАСИЛИЙ:Оставь Эллингтона, говорю!

(Житой разливает).

ВОВИК:Так кого убили-то?

ПЕТР (взглянув на Василия): Сосед там у них был, у Максима с Федором, милиционер. Его и убили.

ЖИТОЙ:Кто?

ПЕТР:Неизвестно.

ЖИТОЙ:Как? Не нашли? Его где убили?

ПЕТР (с неохотой): Да там убили, дома.

ЖИТОЙ:Во дали! А кто там еще живет в квартире?

ПЕТР:Да один там… Кобот.

ЖИТОЙ:Может, он и убил? Где там этого милиционера убили? Чем?

ПЕТР:Застрелили… В комнате этого самого Кобота.

ЖИТОЙ:А Кобота забрали?

ПЕТР:Нет.

ЖИТОЙ:Тут надо выпить. (Разливает).

ВАСИЛИЙ:Да нет, так просто не рассказать. Мы с Петром этого милиционера и не знали, я так видал пару раз на кухне. Ну ясно, что это такой человек, считающий себя вправе судить другого. Такие как раз приманка для дьявола – не он убьет, так его убьют. Просто рано или поздно нужно быть заранее готовым… Как стихийное бедствие. То есть не в том дело, что он просто подвернулся…

САМОЙЛОВ:Да, кто убил-то?

ВАСИЛИЙ:В том-то и дело, что вроде, Кобот, а вроде и нет. Просто Кобот на какое-то время полностью подчинился от страха силам зла, стал их совершенным проводником.

ЖИТОЙ:Не понял.

ВАСИЛИЙ:Ну, так было, что милиционер в чем-то подозревал Кобота – допытывал, допытывал…

ЖИТОЙ:И Кобот его, значит…

ВАСИЛИЙ:Нет. Как бы это объяснить… Ну вот знаешь, если человеку каждый день говорить, что он свинья, то он действительно станет свиньей. Просто сам в это поверит. Есть такой догмат в ламаизме, что мир – не реальность, а совокупность представлений о мире, то есть если все люди закроют глаза и представять себе небо не голубым, а, например, красным, – оно действительно станет красным.

(Самойлов иронически всэ оглядывает, подняв одну бровь выше другой. Житой мается.)

МОТИН:Слушайте, а может быть хватит, а?

ВАСИЛИЙ:Сейчас. Так вот Пужатый был до того уверен, что Кобот – преступник, так его замотал, что Кобот совсем запутался и поверил.

ЖИТОЙ:И кокнул?

ВАСИЛИЙ:Да нет же! Не совсем… Просто Пужатый выдумал, создал беса, который его же и убил.

САМОЙЛОВ:

(Василий с тоской дергает плечами. Пьет)

ВОВИК:А это тоже Эллингтон?

(Петр кивает).

ВАСИЛИЙ:Кобот не убивал! Он, может, вообще спал в это время; но каждая злая мысль – это бес, который…

ПЕТР (перебивает): Не в том дело, Василий. Я сначала совсем не поверил, что Пужатого убили, тем более, что Кобот убил, написал стишок…

ВАСИЛИЙ:Ну?

ПЕТР:А Максим мне сказал – я точно запомнил – "И ты доиграться хочешь?"

ЖИТОЙ:А пока выпьем! (разливает).

ПЕТР:Понимаешь, что он этим хотел сказать? Что такой человек, как Кобот, именно простой, без всякого отличия человек, мещанин – к такому-то как раз лучше не подступать, с таким шутки плохи, у такого неведомые ресурсы. Именно такие, незаметные и определяют твою судьбу – не ты ли, Мотин, жаловался?

МОТИН:Слушай, хватит…