Александр Плотников - Коридор

– «Да, хорошо быть свободной птицей. Хочу – работаю, хочу – не работаю. Прямо страна великого Нехочухи. Одно свободное парение», – сделав потише музыку, он подошел к окну. С неба уже вторые сутки падала странная субстанция, которая у синоптиков обычно именуется мокрым снегом. – «Жаль только – все время вниз»

Типичный осенний питерский день, которых в его жизни было уже несколько тысяч, казался каким-то особенно невыносимым, а погода, словно зеркало, отражая, творившееся у него внутри, не давала стереть из памяти то, о чем следовало позабыть на веки вечные.

– «Что за погода в этом городе? Когда свалил отсюда, было еще холодно. Вернулся – опять дубак собачий. Хотя, с другой стороны, чего я скулю. Провел лето во Франции. Кому рассказать

– не поверят».

В колодце двора бездомная кошка, осторожно ступая по вязким сугробам, с олимпийским упорством пыталась преодолеть по диагонали двор. Ровно на середине пути она отказалась от этой глупой затеи. Но из-за того, что ей, как и Кутузову, отступать было некуда, предпочла где-то пересидеть, чтобы, немного обсохнув, продолжить путь. Это «где-то» оказалось под ближайшим автомобилем, заботливо прикрытым большим зеленым брезентом. Но, подойдя поближе и принюхавшись к тому, что скрывается под ним, кошка предпочла пройти еще пару метров до следующей машины, которая и без всякого брезента казалась ей куда более надежной.

– Под ней даже кошки сидеть отказываются, – с какой-то досадой непонятно кому выпалил Андрей.

И у него был повод огорчаться. Причем не один. Да что говорить, он уже целую неделю после «возвращения» только тем и занимался, что сортировал эти поводы по полкам, пытаясь вернуть свою жизнь в прежнее русло. Но у него это никак не получалось.

Еще раз, взглянув на останки своего некогда любимого автомобиля, прячущегося от непогоды под брезентом, он с сожалением вспомнил, каким тот был раньше. – «Вот тебе и немецкое качество». Теперь из этой расхожей формулировки жизнеспособной осталась только ее первая половина, указывающая на страну– производителя. Что же касается всего остального, то в той груде металлолома, которая еще совсем недавно была довольно неплохим автомобилем, трудно было разглядеть не то что качество, но и сам автомобиль в целом.

К великому его сожалению, это была лишь первая строка в длинном перечне того, чего у него сейчас не было. А не было у него еще и нескольких уже бывших знакомых. Любимой работы. Почти всех сбережений. – «Как он только тайник в шкафу нашел? » И, наконец – любимой женщины. Валерия категорически отказывалась с ним общаться, избегая встреч и не отвечая на телефонные звонки.

Зато ОН нашел ей замену. Эту странную особу, которая с заметной регулярностью названивала ему каждый день, а вчера и вовсе заявила, что беременна и ждет от него ребенка. – «Нет, ну почему, скажите пожалуйста, я должен отвечать за свое тело, «когда меня в нем нет»? Хотя. Наверное, все-таки должен. Неизвестно еще, что там после меня расхлебывать пришлось… Надо будет с ней завтра связаться – номер должен быть забит в телефоне».

Раздавшийся звонок в дверь вернул к неприятной действительности.

– «Опять, наверное, кто-то ругаться пришел».

По коридору прошаркали тапки Тимофеевича. После лязганья засовов дверь отворилась, и тут же на всю парадную раздался его репродукторный голос, извещающий всему подъезду о приходе посетителя. Голоса самого посетителя слышно не было.

– Конечно, есть, – эхом разнесся бас старика. – Где ж ему еще быть, олуху безработному? Сидит себе дома на печи – ест калачи. Только звонить ему надо два раза, а не один.

– «О, дед опять разошелся», – промелькнуло в голове Андрея. – «Сейчас кому-то достанется».

После «возвращения» Тимофеевич его гостей встречал именно таким вот образом, и это, как оказалось, не всегда было плохо. Львиная доля всех посетителей была из разряда тех, кого Андрей хотел видеть меньше всего, а некоторых меньше всего в квадрате. Поэтому «артналет» Тимофеевича был как никогда кстати. После его развернутой лекции о правилах пользования звонком коммунальной квартиры человек вообще забывал о цели визита. А когда же после всего попадал к адресату, и к нему возвращалась память вместе с даром речи, то просил возмещения ущерба со значительно меньшим напором, нежели собирался.

Шаркая по коридору в обратном направлении, Тимофеевич, проходя мимо комнаты Андрея, со всей дури стукнул кулаком в дверь.

– Гитлерюгенд, к тебе пришли.

Когда Андрей открыл дверь и начал вглядываться в сумрачный полумрак коридора, пытаясь рассмотреть своего гостя, Тимофеевич, вероятно, еще не успев добраться до своей комнаты, прокричал как можно громче.

– Вы поосторожнее там с ним. А то он так и норовит пырнуть каждого заслуженного пенсионера ножом в бок.

– Тимофеевич, я тоже рад вас слышать.

– Да пошел ты! – кинул тот, громко хлопнув дверью.

Еще раз окинув взглядом коридор, Андрей заметил рядом с порогом невысокий темный силуэт.

– Вы ко мне?

– Да.

– Ну, проходите, чего в дверях стоять, – сделав несколько шагов назад, он впустил в комнату гостя, который после небольшой заминки переступил порог.

При дневном освещении оказалось, что это вовсе никакой и не «проситель», а действительно, как и сказал Тимофеевич, пенсионер. На вид старику можно было дать не больше семидесяти. Он был человеком невысокого роста с лицом, изрезанным старческими морщинами и пепельно-седыми волосами, зачесанными назад.

Андрею его внешность ни о чем не говорила. Обычный сухопарый старикан, сохранившийся для своего возраста чуть лучше своих сверстников – только и всего. Но по мере того, как он все больше всматривался в его лицо, незнакомые черты все четче стали приобретать прежние, знакомые контуры. Этот блеск ярко– синих глаз, не потускневший с годами. И это выражение лица, которое так до боли знакомо. И, наконец, этот шрам, над которым так усердно когда-то потрудился Жан.

– Этого не может быть, – изумленно прошептал Андрей.

Ему почему-то захотелось крепко его обнять, и у старика, видимо, возникло такое же самое чувство. Но объятие получилось какое-то угловатое. С неуклюжими похлопываниями по спине.

На какое-то мгновение они оба нерешительно застыли, не осмеливаясь нарушить затаившееся безмолвие.

– Как вы все это время жили? Приземление прошло удачно? Чем закончился бой? – первым пришел в себя Андрей, тут же завалив своего гостя шквалом вопросов. Его интересовало сразу все, из-за чего собеседник был слегка сбит с толку, не зная с чего начать.

– Можно я присяду?

– Да, конечно, – смущенно спохватился Андрей, пододвигая к нему кресло.

– Вроде ничего,– произнес Карл, располагаясь поудобнее. – У меня двое детей и четверо внуков. Свое небольшое дело… – по– русски он говорил намного лучше, чем некоторые русские. По крайней мере, грамотнее Тимофеевича, а акцент больше напоминал прибалтийский, нежели немецкий.