Борис Гринштейн - ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ

Далее снова Шильц: "Столь же торжественно был зарыт в заранее приготовленную в подвале яму "секретный знак", удостоверяющий принадлежность этих земель Российской империи. Троекратное мощное Урра! и орудийные залпы гремели среди темных елей и сосен Ситки. Но главное зрелище - военные учения - было еще впереди. Изумлённые колоши вскоре увидели, как русские принялись маршировать по крепостному двору, перестраиваясь то в одну шеренгу, то в три и совершая разнообразные ружейные приёмы. Вот первая шеренга, где все имели ружья с примкнутыми штыками, ощетинилась сталью, полыхнула с грохотом пламенем и окуталась клубами порохового дыма. Тем временем вторая шеренга, разделясь по команде надвое, выступила вперёд, обойдя первую справа и слева, и также дала залп в сторону крепостной эстакады. За нею то же проделала и третья шеренга. Облако дыма ещё не развеялось, как правитель скомандовал "Вся колонна направо- налево раздайся!" - и промышленные, расступясь по три шага в стороны, пропустили вперёд единороги, которые также грянули в сторону воображаемого противника. Затем последовало изображение атаки с отвлекающим манёвром. Под завесой порохового дыма часть людей начала накапливаться у назначенного места подле караульной вышки, внезапно открыв оттуда ураганный огонь по условному неприятелю. Это и означало приступ, в отличие от первоначальной "фальшивой атаки".

Правитель взмахнул платком и пальба прекратилась. Выстроившись вокруг вышки, люди выжидали, пока там также будет зарыта металлическая доска с крестом и надписью "Земля российскаго владения". Это событие также ознаменовалось громкими здравицами в честь царицы и ружейно-орудийным салютом. После этого отряд промаршировал к бане, где перестроился в каре. Кадьякцы тем временем, с ружьями, но в большинстве своём лишь с длинными копьями, были помещены вокруг своего жилища, именуемого кажим. Каре остановившись подле бани, открыло огонь со всех четырёх сторон, а кадьякцам было велено "выпалить одному за другим вкруг, а копья - колоть". Зрелище движущейся крепости, извергающей во все стороны смертоносное пламя и клубы едкого дыма, несомненно должно было потрясти воображение дикарей.

После этого в казарме было завершено молебствие и пропето многолетие самой императрице и всем членам её семейства. И вновь гремели ружья и пушки, вновь кричали "виват!" и "ура!", а Баранов провозгласил: "Да благоденствует Россия, наше любезное отечество, с верными патриотами и усердными сотрудниками оного, виват!""

Затем были шесть дней обстоятельных и по индейски неторопливых переговоров которые, разумеется, завершились полным примерением. Скаутлелт, отдавший в аманаты своего племянника, в знак дружбы даже крестился и стал Михаилом. Соплеменники оценили его "жертвенность" и вскоре избрали Скаутлелт-Михаила верховным вождём клана Ситка. Тогда же Скаутлелт получил от Баранова медный российский герб (русскую тотемную реликвию в представлении индейцев), а 25 июня ему был вручён Открытый Лист, в котором содержится подтверждение уступки земли под русское заселение и установления союза между киксади и русскими.

После переговоров Баранов устроил пятидневный патлач с богатейшими подарками для всех гостей. Щедро одареные старики утверждали, что даже знаменитый патлач Саухкана был беднее.

Вскоре компания получила и первые выгоды от Ситкинского замирения. Туда было отправлено 470 байдарок во главе с Кусковым, который позднее вспоминал, как "колоши во всех местах, будучи им обласканы и обдарены, сами вызывались показать бухты и заливы, где бобры водились: от места до места они провожали партию и рекомендовали своим соседам, которые с равною угодливостию предлагали свои услуги. В один выезд партия была приведена колошами в тесную бухту, в которой гнездилось такое множество бобров, что с первого взгляда полагали быть стадом птиц, чернеющих на поверхности воды. Но нельзя было выразить радости алеут, когда открылось бесчисленное множество бобров в таком месте, из которого почти ни один не мог ускользнуть. Колоши без всякой зависти восхищались проворством и искусством алеут в промысле."

Здесь следует сделать небольшое отступление. В значительной степени способность компанейских передовщиков налаживать более-менее стабильные отношения с индейцами основывалась на правильном понимании такого феномена, как патлач. В этом им помог незаурядный учёный Тертий Борноволоков.

Как и его учитель Иван Иванович Георги*(1) Тертий, будучи по основной специальности медиками, являли собой энциклопедистов с упором на этнографию. В индейцах, эскимосах, гавайцах он видел не объект для эксплуатации или несчастных дикарей, требующих немедленного спасения через крещение, а людей со своею, пусть и необычной, но достойной изучения культурой. И в патлаче Тертий увидел не варварское разбазаривание многолетних накоплений (как ещё в начале XX века писали европейские этнографы), но странную, но достаточно эффективную систему долгосрочного кредитования. "Сам потлач столь распространенный средь сих народов есть не что иное как взаимообмен дарами. … Отличаясь излишествами и буйством потлач содержит понятие чести, кредита и рассрочки. … Во всех своих предприятиях американец полагается на помощь своих друзей и обещается заплатить им за эту помощь впредь. Ежели оказанная помощь заключена в ценных вещах измеряемых в ровдугах, меди, цуклях, чилкатах, как мы измеряем в деньгах, заимщик обещается вернуть стоимость займа с процентами. Американец не располагает письмом и затем, чтобы закрепить соглашение оно совершается публично. Следует прояснить понятие что американец приглашающий всех друзей своих и соседей на потлач, где на первый взгляд расточаются плоды труда нескольких лет, преследует две цели, кои мы не можем не признать разумными и достойными похвалы. Первая цель - оплатить свои долги. Сие совершается публично, с большими церемониями и в манере нотариального акта. Другая цель состоит в таком размещении плодов труда своего дабы извлечь наибольшую выгоду как для себя, так и для детей своих. Те кто получает подарок на сем празднике получают их как займы кои они используют в своих теперешних предприятиях, но по прошествии нескольких лет они должны вернуть их с выгодой для дарителя или его наследника. Стало быть потлач в конечном счете рассматривается американцами как способ обеспечения благосостояния своих детей в случае если они оставят их сиротами в юном возрасте. …Взятие в долг с одной стороны и оплата долга - с другой, это есть потлач. Система сия развита до таких высот что капитал, коим владеют все владетели в канне (куане) намного превышает их наличные ценности. Условие совершенно подобное тому, что господствует в нашем собственном обществе. Ежели б мы пожелали дабы нам оплатили все наши займы, то обнаружилось бы, что в действительности денег для их оплаты никоим образом недостаточно".*(2)