Олег Измеров - Ответ Империи

"Глупо, черт, как глупо все получилось… Не надо было этого приятеля придумывать. Сказать — просто нашел… Ага, а тогда подумает, что украл. Что теперь? Вот верно ж, что жадность фраера погубит."

Рядом раздалась будильниковая трель. Теплородная шатенка вынула из сумочки мобилу — оранжевую, с выдвижным вниз, как шея жирафа, микрофоном.

— Да. Я уже на моторе еду. Все.

"А, вот что такое мотор. А в семидесятые так такси звали."

За Курганом маршрутка тормознула; Виктор заметил, что останавливают их не на остановках, как теперь, а где попало, лишь бы по пути. Заскочила парочка студентов из "педа" — пединститута, переселившегося сюда в семидесятых. У чувихи на боку висел диск CD-плейера.

Может, я зря тут, как на измене, подумал Виктор. Может, я зря себя накручиваю. Может, этот Финозов просто хочет иметь уникальную вещь, чтобы стать авторитетом. На хорошую коллекцию можно годы ухлопать, и все равно круче местных корифанов не станешь, а тут бац — ни у кого этого нет. Статус? Человеку нормальному мало просто иметь, ему надо еще и быть кем-то. Финозов раньше был: звание, выслуга, награды какие, а теперь он кем? Вот он и заводит себе другую реальность и начинает в ней устраиваться: сначала востребован, как писарчук со связями, но это ж мало, тут другое ценится… И вот приходит с улицы человек с раритетом, и какая разница, кто он, этот человек-то: есть раритет, есть некая загадочная история о происхождении редкости, и она всех устроит. Почему бы не такой вариант? Ну да, а принципы? А что принципы? Поглядывать на эту шатенку сейчас — это тоже не принципы… Все мы люди, почему Финозов будет исключением?

На повороте на Бежицкой за тонированным стеклом мелькнула в дымке панорама дремавшего в речной долине его родного района с заводскими трубами БМЗ; эта с детства знакомая картина словно задела какой-то рычажок в его душе, перед его умственным взором словно мелькнула вспышка и жаркая волна накатила снизу, перехватив горло неизвестно откуда взявшимся комком.

"Родители! Родители, на выезде! Они даже и не поймут, все равно признают… зов крови же! Узнать, что здесь делать, как устроиться, как паспорт получить, а уж тогда… Я и заработаю, и помогать буду, старший сын вроде… а как же я тогда с самим собой полажу? Что-нибудь вместе придумаем. Какой-нибудь родственник буду. Двоюродный…"

— У Пролетарского остановите! Вот здесь!

На Пролетарском сквере Виктор не увидел круглосуточного магазина у остановки, но зато по скверу были разбросаны несколько киосков в виде резных избушек, а на бетонной площадке, где обычно останавливался зооцирк, красовалась на низком бетонном постаменте огромная черная "Лебедянка", символ послевоенного возрождения Бежицы.

"Жалко, что не "Пятилетка"… Ладно, потом, потом будем смотреть. Потом будет много времени."

Цель была совсем рядом — серый брусок хрущевской силикатной пятиэтажки с длинной стеклянной лентой витрин магазина "Силуэт" на первом этаже; только с торца выросла какая-то чужеродная железная будка, выкрашенная ярким кровельным суриком — вроде автометеостанции. Знакомый подъезд, и все так же скрипят за спиной детские качели, будто занесенные сегодняшним ветром-хулиганом из школьной поры, когда здешних пацанов считали "За Кордоном". Дверь подъезда открылась: какой-то мужик выносил синее пластиковое ведро в мусорку. Виктор не стал ждать и тут же проскочил на лестницу.

Вот дверь, стальная с деревянными реечками для красоты — такая же. Такая же! Сам вызывал ставить в девяностых! Кнопка — такая же! Где-то в глубине послышался знакомый гонг. "И зазвонят опять колокола, ла-лу-ла…"

— …Еремины? Так их здесь нет. Они же переехали.

Небольшая старушка в накинутом на плечи сером вязаном платке из козьего пуха держала в руках деревянную ложку и глядела на Виктора удивленно-добродушными глазами из-под узких, современного фасона очков в тонкой черной оправе. Из квартиры доносился запах горячего яблочного варенья.

— Простите… А вы не помните, куда? Я из родственников, мне тут адрес это дали…

— А это давно уже, лет десять. Вот как сын у них в Коломне женился, они квартиру обменяли и к молодым съехали. Множественный обмен еще был, а в эту квартиру мы вселились. И вот как переезжали, не видели их с тех пор никогда, не бывают они в Брянске. Если бы заявлялись, я бы вам могла сказать, а так… А вот вы на заводе узнайте, может там кто из знакомых работает, вдруг подскажут.

— Да, точно. Спасибо вам! Всего доброго!

— И вам тоже! Может, зайдете чайку попить с дороги? Я варенье варю, яблочки осенние, попробуете, похвалите… Из своего сада.

— Спасибо огромное, мне бежать надо, может, действительно, у кого из знакомых узнаю!

Магнит двери подъезда щелкнул за спиной. Впереди разверзалось пространство, в котором можно было бежать по любому направлению, не опасаясь описанных фантастами парадоксов. Законы теории вероятности надежно защищали Виктора от встречи с двойником. Правда, Сталин в третьей реальности нашел родителей Виктора, но вмешиваться не стал.

"А ведь искал только родителей по матери. Помешались они всем миром в этом тридцать восьмом на пятом пункте…"

Виктор машинально перешел через улицу в направлении Орловской, где уже не было его квартиры, но на углу Брянской Пролетарской дивизии спохватился и повернул налево, к остановке. Мемориальная доска в честь Брянской Пролетарской была на месте. Ну да, здесь война была, и дед погиб при форсировании Десны, поэтому родители встретились и поженились здесь и так далее. Но кто же исправил ее, эту историю, когда и зачем…

Для успокоения он гнал себя вперед. Сзади загудела зеленая "Тройка" с гармошкой, он прибавил ход и вбросил себя на остановке в задние двери, то-есть в четвертые от головы.

— Садитесь, отец!

Чувачок — меломан с плейером "Весна" и синей кепочкой уступил Виктору кресло. Виктор замялся.

— Спасибо… Да я постою.

— Да садитесь, садитесь, мне сходить скоро, а вы с пакетами, неудобно же.

— Спасибо. Удачи вам.

— Спасибо… — парень смущенно улыбнулся и стал в проходе, держась за свисавшую с поручня, как в трамваях, петлю. Судя по звукам, долетавшим из наушников, он кайфовал от старого доброго "Don't Worry Be Happy" ("Не парься, расслабься").

"Воспитанная нынче молодежь пошла", — машинально подумал Виктор и вспомнил, как они сами двадцать лет назад шокировали москвичей, уступая старшим места в метро. Кстати, если судить по видневшимся наушникам на головах пассажиров, нынче пошедшая молодежь массово запала на CD-плейеры.

Решив внять настойчивому совету оцифрованного Бобби Макферрина-младшего, теперь Виктор больше обращал внимание на то, что произошло с городом. Напротив Московского микрорайона, до Пушки, вечное болото с гнилой водой между старой и новой дорогой к мосту было засыпано, и на этом месте был разбит сквер, где, среди зеленых молодых елочек, к удовольствию детей, шумел фонтан и возвышалась пластиковая фантазия из горок, лесенок, каруселей, и каких-то еще аттракционов, которые он не успел разглядеть. Рядом с Первомайским мостом возводили опоры нового, третьего по счету. Запустения здесь не чувствовалось, наоборот, царила обустроенность и порядок, как в юбилейном восемьдесят шестом, когда праздновали тысячелетие города, и это начало успокаивать Виктора.