Олег Курылев - Руна смерти

Но однажды появился Адмирал. Он сказал, что я должен встретиться с одним человеком и провести с ним переговоры о продаже какого-то алмаза. Дело незаконное, но прибыльное. Конечно, я не мог не согласиться.

Так осенью сорок третьего года я снова стал дельцом черного рынка. В сентябре на местной толкучке я познакомился с неким Крокусом. Он таскал на одной ноге уродливый ортопедический ботинок и сильно хромал. Я быстро понял, что этот парень прекрасно разбирается в камнях и имеет определенный вес в кругу ювелиров и спекулянтов драгоценностями.

Мы сделали свою часть работы, и он уехал. Потом было еще несколько встреч с ним же. Я уже знал, что этот человек, как и я, выполняет чью-то волю. Сам он оказался еще более бесправным, чем я. Недавно мне стало известно, что всё это время Крокус был узником концентрационного лагеря. Нетрудно понять, что обслуживал он кого-то из лагерной администрации.

Ротманн, ни разу не перебивший рассказ Фальца, неожиданно спросил:

– А название лагеря вы не знаете ?

Фальц задумался.

– Нет, не могу припомнить. Я плохо знаю названия наших лагерей.

– Не Берген-Бельзен?

– Точно! – удивился оружейник. – Именно так. Вы знаете Крокуса?

– Нет. Продолжайте.

– Ну что ж, я в общем-то подхожу к концу своей истории. Поняв, что нам придется еще не раз встречаться друг с другом, Крокус научил меня, как выходить с ним на связь через газету «Дойче альгемайне цайтунг». Мы сговорились размещать в этой газете в разделе частных объявлений сообщения вроде: «Доктор Пиральгазе ищет своего брата из Бремена…»

Далее шел зашифрованный условленным способом номер телефона, по которому следовало позвонить в восемь часов вечера в указанный город. В этих объявлениях, чтобы они не вызвали подозрения, всё могло меняться. Неизменным должны были оставаться общий смысл о поиске родственника и ноль в начале телефонного номера. Прочитав нечто подобное в колонке объявлений, я звонил и, как правило, разговаривал либо с самим Крокусом, либо с каким-то, но одним и тем же, незнакомцем.

Мы разработали с ним и способ общения по телефону, – Фальц оживился и даже приподнялся на кровати, опираясь на локоть. – Наш разговор о камнях мы свели к безобидной букинистической теме, поставив в соответствие каждому минералу известного немецкого автора. Например, просто драгоценный камень без уточнения его типа у нас заменял томик Гете, бриллиант – Шиллера, рубин – Шопенгауэра, шпинель – Ницше и так далее. Количество страниц, помноженное на условленное число, означало цену, а год издания, поделенный на десять, – вес. Я, например, заявляя, что могу предложить Канта в отличном состоянии, девяносто пятого года издания, в кожаном переплете с голубым тиснением, сообщал, что имеется незамутненный изумруд с голубым оттенком весом 9, 5 карата. Добавив, что в книге триста страниц, но десятая, к сожалению, вырвана, я указывал требуемую продавцом цену в 3000 рейхсмарок. Были и другие условные слова, обозначавшие имеющиеся дефекты, тип огранки и, если была оправа, ее вид. А сообщение о том, что в книге не разрезаны страницы, означало, что камень не обработан.

Деньги, которые я таким образом зарабатывал как посредник, были не очень большими. Скопив некоторую сумму, я отправлял ее в Золинген в семью одного из своих племянников по линии отца. Его арийское происхождение было залогом более надежного будущего, нежели мое собственное. Ни с кем, кроме Крокуса, или почти ни с кем меня не сводили, возможно, опасались в случае моего ареста потерять контакт с многообещающим клиентом. Последняя наша встреча состоялась прошлым летом в начале июля. А три недели назад я вдруг читаю в «Дойче альгемайне цайтунг» явно адресованное мне сообщение. В нем назывался ваш город и указывался телефонный номер.

Фальц замолчал и откинулся на подушку.

– По телефону со мной говорил тот самый незнакомец что иногда заменял Крокуса. Я узнал его по властному голосу, не терпящему возражений. Он сказал, что хочет приобрести Гете в сто страниц и чтобы ни одна из них не была разорвана. Это означало желание купить драгоценный камень за сто тысяч рейхсмарок. Цена для меня и моих знакомых невиданная. Первая Национальная премия! Адмирал ухватился за это предложение и велел мне отправляться во Фленсбург для предварительных переговоров. И вот я здесь.

– Что же было дальше? – спросил чрезвычайно заинтригованный развязкой этой истории Ротманн.

Фальц вздохнул.

– Это оказалось ловушкой. Мы условились о встрече на Южном рынке позади одной из ваших протестантских церквей. В назначенный час ко мне подошел человек, которого я сразу узнал по голосу и манере держаться.

– Как он выглядел? Вы можете его описать?

– Конечно. Он был в пальто с меховым воротником и меховой шапке. Невысокий, коренастый, привыкший повелевать человек. На безымянном пальце его левой руки я увидел кольцо «мертвой головы» и сразу понял, с кем имею дело. Мне показалось, что и он заметил мой встревоженный взгляд на это кольцо.

– Он как-то представился? – спросил Ротманн.

– Никак. Он сказал, что Ларсен – я запомнил, именно Ларсен, а не Крокус – не смог приехать, и сразу стал требовать камень. Его не интересовала ни огранка, ни даже тип минерала, Он говорил, что, прежде чем переведет деньги куда бы то ни было, должен посмотреть на то, что у меня есть. Я объяснил ему, что мой партнер не может доверять незнакомому человеку, особенно когда речь идет о такой крупной сумме. Я сказал, что надеялся на встречу с Крокусом. Тут он вдруг изменил тон и пообещал эту встречу назавтра в полдень на этом же месте. На другой день меня арестовали, но никаких обвинений в незаконных махинациях с драгоценностями не предъявили. Об этом вообще речь не шла. Я даже подумал, что всё вышло случайно, хотя теперь понимаю, что вряд ли. Те трое увидели меня еще издали и сразу направились в мою сторону. Несмотря на бронь в моей трудовой книжке, согласно которой я, как работник оборонного предприятия, не подлежал призыву не только в армию, но и в батальоны фольксштурма, меня обвинили в уклонении. Так я попал сюда.

Ротманн поднялся и стал прохаживаться между двух кроватей.

– А почему вы всё решили рассказать, господин Фальц? Ведь вас даже ни в чем официально не обвинили.

– Просто я понял, что снова мне уже не выпутаться, – голос его задрожал. – С каждым днем пребываний здесь, в ледяной кирпичной коробке, я чувствую, как мои легкие отказываются работать. Первые признаки туберкулеза я ощутил еще в Дахау. Но, главное, два дня назад я вдруг ненадолго потерял сознание. Это была остановка сердца, по сути – короткая смерть. Я это понял. Потом мое сердце заработало вновь, и мне стало совершенно ясно, для чего судьба дарит мне еще несколько дней жизни. Я должен рассказать перед смертью о тайне копии. Я просто не имею права унести ее с собой в могилу. Ведь речь идет о подделке святыни. Желая спасти себя, я пошел на это преступление и погубил свою душу.