Дмитрий Хван - Знак Сокола

Под первый удар ангарской армии попал верхнезейский князь Толга, родственник маньчжурского вассала Балдачи, зятя самого Хуантайцзи Абахая. На новых канонерских лодках «Орочанин» и «Тунгус» по Зее поднялись две сводные роты стрелков, полусотня лучников, собранная из лучших ангарских охотников, и батарея из четырёх пушек с двойными расчётами. То есть к каждой пушке была прикреплена двойная команда обслуги для получения боевого опыта.

— Миша! — подозвал капитан-морпех командира лучников. — Постарайтесь поджечь правую башню с этой опушки.

Тунгус кивнул и направился к своим охотникам. Для стрельбы они использовали разработанные полковником Генри Мак-Гроу насадки на стрелы, снаряжённые химическим составом, включающим в себя белый фосфор и соединения щелочных металлов. Ангарцы с энтузиазмом принялись закидывать ими башенку, прикрываемые стрелками, постреливающими на любое движение. Когда проходило определённое время и прогорала предохранительная ткань, тут же начиналась химическая реакция и насадка стрелы ярко вспыхивала, разливая вязкую горючую смесь. Издали казалось, что утыканная стрелами башенка зажглась, словно новогодняя ёлка. Спустя некоторое время, объятая пламенем, она рухнула в обломки левой башни и ворот, уже разбитых меткими выстрелами пушкарей. Всё, укреплений как таковых у посёлка не осталось. А стрелки, поддерживаемые людьми Матусевича, принялись сжимать кольцо вокруг остатков укреплений родового посёлка князца Толги. Охотники пустили ещё десяток горючих стрел с противоположной стороны посёлка. И тут поступила команда — прекратить огонь!

Из посёлка вышло несколько мужчин. Отбивая то и дело поклоны, они направились к ангарцам. Кстати, утром, когда воины князя Сокола только показались у посёлка, из него попытались убежать несколько десятков человек, в основном женщины и дети. Их перехватили и, посадив на «Тунгуса», отвезли в Усть-Зейскую крепостицу. Оставшийся «Орочанин» блокировал реку и вскоре парой выстрелов отогнал показавшийся из-за излучины реки спешивший на помощь князцу отряд конных лучников из посёлка, который стоял выше по реке. Он был тут же покинут, едва «Орочанин» поднялся к нему.

Мужчины, сопровождаемые несколькими стрелками, тем временем приближались к стягу Ангарского княжества, установленному немного позади пушечной батареи, на прибрежном холме, поросшем молодым лесом. У пушек их остановили.

— Толга? — спросил парламентёров молоденький ангарский ефрейтор из переселенцев по наущению одного из морпехов.

Один из мужчин, с глазами полными страха, вышел чуть вперёд, его и повели на вернувшийся «Орочанин». Остальных же стрелки прогнали обратно, не обращая внимания на их просьбы остаться со своим князем. Пришлось Олесю, вчерашнему енисейскому конюху, на них прикрикнуть. Штатный переводчик Сазонова — тунгус Пётр привёл Толгу в кубрик флагмана амурской речной флотилии, где князца ждали албазинский воевода Алексей Сазонов и Фёдор Сартинов, командующий флотом Ангарии. Отворилась дверь, и сконфузившийся амурец предстал перед своими победителями.

— Сколько маньчжуров в посёлке? — тут же задал первый вопрос Сазонов.

Сартинов, отложив карту, посмотрел на князца — жалкий его вид эмоций у Фёдора Андреевича не вызвал.

— Два десятка, по весне уйдут в Нингуту, — пролепетал в ответ Толга.

— Пусть маньчжуры выйдут из посёлка и сдадутся моим воинам, — перевёл слова воеводы тунгус. — Иначе нам придётся сжечь твой посёлок. Женщин и детей можешь сразу выпустить, чтобы они не пострадали.

— Да, господин! А что делать мне? — упал на колени князёк.

— Потом с тобой ещё поговорим, проваливай! Исполняй приказ!

Двое матросов по знаку Сартинова вывели обмякшего амурца на берег.

Маньчжуры вышли из посёлка спустя полчаса, сопровождаемые копейщиками князца, которые то и дело укалывали поносящих их маньчжуров. Число их сократилось с двух десятков до шестнадцати человек, тут же отметили ангарцы. Как поспешил сообщить сам Толга, поначалу они не хотели выходить из посёлка и даже хотели переодеться в одежды его людей. Но он прогнал воинов, заколов при этом непослушных.

— Пришлось выгнать их самому, господин, — угодливо объяснил князец и, брезгливо посмотрев на хмурых маньчжуров, добавил со слащавой улыбкой: — Теперь я буду служить вам, а не этим ворам.

— Ага, послужишь! — подмигнул Матусевич своим людям. — Заменишь Акима в кочегарке!

Воины, окружавшие пленников, с готовностью рассмеялись. Первый бой был выигран вчистую.

В бассейне Амура оставалось лишь два более-менее сильных игрока, не считая самих маньчжуров. Это даурский князь Гуйгудар, про которого знающие люди нашёптывали Сазонову, что он-де желает перейти под руку даурского царя Ивана со всеми своими улусными людишками да ждёт только сокрушения князя Балдачи — маньчжурского союзника, зятя самого Абахая. Но чтобы идти на приспешника маньчжуров, нужно было сначала закончить чистку Зеи, а именно — привести к покорности городок Молдикидич, где правил князёк Колпа, подчинявшийся Балдаче. Однако и это поселение выше по Зее было покинуто жителями ещё до подхода «Орочанина».

Вернувшись в Дирэн, взятый ранее посёлок князца Толги, ни с чем, ангарцы провели народный сход и назначили старостой поселения лучшего кузнеца посёлка. Теперь осталось заняться Балдачи. Этот князь Зейской землицы и окрестностей находился в крепостице ниже по Амуру. Албазинский воевода надеялся, что людская молва разнесёт весть о пленении князца Толги и взятии его родового посёлка быстрее, чем он доберётся до Балдачи. Пускай тот суетится и бегает по округе, пытаясь собрать войско, — чем быстрее это случится, тем лучше, думал Алексей, вспоминая слова великого Суворова. Всяко лучше, чем потом он ударит вместе с маньчжурами. Отправленный на Ангару Ципинь — китайский чиновник маньчжурского государства Цин, говорил, что войска императора Абахая следует ждать весной, после того как просохнет земля. Так что времени, чтобы погонять единственного врага на Амуре, у ангарцев было достаточно. Не терялось время и на Сунгари — будущая крепость была размечена на местности, был готов генеральный план строительства укреплений, определён фронт работ и даже наняты люди для строительства через старост подконтрольных Сазонову посёлков.

Кстати, амурские дауры и солоны выгодно отличались от тунгусов и бурят Ангары более крепким телосложением, тягой к земледельчеству, осёдлостью и склонностью к работе как таковой. И если среди тунгусов в воины шло небольшое количество молодых людей, то среди амурцев можно было выбирать лучших. По менталитету дауры были ближе к русским, чем остальные народы Приангарья и Приамурья. Как передавал Соколову албазинский воевода, уже в ближайшем будущем, при правильной политике, на них можно было смело делать ставку, как на вернейших союзников. Как жаль, что когда-то намечавшаяся было дружба русских с даурами была разрушена ценою вороха шкурок и похоронена алчностью казаков! Но теперь всё будет по-другому, пусть маньчжуры немного поиграют на некогда русском поле, находясь во враждебном окружении. Отправленные из строящейся сунгарийской крепости к князю Гуйгудару послы ангарцев были встречены им очень радушно. Он заверил послов о своём желании стать подданным даурского царя. Гуйгудар обещал прибыть в Албазин для переговоров, как только будет поставлена крепость ангарцев на реке, а Балдача ими разгромлен. По словам князя, в его городке на нижней Сунгари располагался маньчжурский отряд числом под две сотни воинов и находилось несколько чиновников, которые остались там до весны после зачистки округи от разрозненных отрядов людей солонского князя Бомбогора. Насчёт Балдачи Гуйгудар говорил уважительно, насчитывая общее количество его воинов под четыре тысячи человек.