Владислав Конюшевский - Иной вариант

Я облегченно выдохнул, но решил поменять способ разведки. Долго маячить в виду главного входа нам было не с руки, так как людей на улице практически не было и фланирующая на ветру парочка могла привлечь к себе ненужное внимание. Да и снаружи я уже все, что надо, увидел. Теперь мне было интересно узнать, как там внутри. Поэтому, завернув в магазин и купив коробку конфет, мы направились прямиком в главный корпус. Там, как я и предполагал, все было вполне ожидаемо. В смысле, в этой больничной планировке сам черт ногу сломит. Меня вообще все время поражали подобные заведения, спроектированные так, как будто они специально делались, чтобы затруднить поиски нужного места. Но мы с задачей все равно справились, идя путаными коридорами и переходами и найдя все четыре выхода из корпуса. Включая один пожарный (запертый изнутри на здоровенный висячий замок), один служебный и один — для машин «скорой помощи».

Еще для себя отметил — весь персонал рассекал не в белых халатах, а в каких-то сине-зеленых робах. Я сначала удивился, но потом понял, что, наверное, это и есть отличительный признак данной клиники. То есть вот за эти самые робы, а также за надменно-важное выражение на лицах врачей с тебя за лечение слупят гораздо больше, чем в любом другом месте.

Но это так, отвлеченные мысли. А вот совсем не отвлеченными и очень даже конкретными были увиденные мною видеокамеры в углах, напротив трех главных входов. Причем снаружи никаких камер не было, и для чего они нужны внутри, я так и не понял. Но долго ломать над этим голову не стал, и мы, пошарившись по первому и второму этажам среди немногочисленных посетителей, направились к регистратуре. Там, с конфетной коробкой наперевес, я затребовал указать местонахождение терапевта Епифановой. Дескать, пришел поблагодарить доктора за лечение отца, но найти ее не могу. Крашенная в блекло-желтый цвет блондинка за стойкой показала зубы в фальшивой улыбке и оповестила, что Епифанова сегодня выходная.

Ну дык, еще бы не выходная — зря я, что ли, изучал вывешенный на стене график работы врачей. Поэтому, сожалеюще разведя руками и пообещав прийти завтра, подхватил Настю под руку и направился на выход.

А когда мы вышли из корпуса, молчавшая Анастасия поинтересовалась:

— Я поняла, для чего надо было осматривать объект изнутри. Но вот зачем ты искал эту Епифанову, так и не дошло.

Прикурив, я пожал плечами:

— Просто все и всегда надо доводить до конца. Ведь для тебя это считай тренировка, так что мотай на ус.

Девушка улыбнулась:

— Так мне вроде не на что мотать?

— Хм, считай — уела. Ладно, объясню на пальцах. Смотри сама — мы вошли внутрь. Начали ходить по всему первому этажу. А до этого, проходя мимо информационного стенда, я обратил внимание, что на первом этаже располагается терапевтическое отделение. Чуть дальше висел график работы врачей, где я выбрал фамилию отсутствующего на сегодня доктора-терапевта. То есть создал себе хорошую отмазку. Ведь если бы кто-то нас вдруг спросил, а кого мы, собственно говоря, тут ищем, ответ у меня уже был — Епифанову. Потом мы поднялись на второй этаж, где находилась хирургия. В холле сидели две тетки и мужик с авоськой. А в открытые двери отделения были видны спокойно фланирующие больные. То есть мы убедились, что группа захвата, которая своим появлением, так или иначе, переполошила бы и посетителей и калек, здесь не появлялась. А к регистратуре подошли, потому что надо было отработать легенду до конца. Ты ведь камеры слежения видела? Ну вот, даже если вдруг кто-то потом будет просматривать записи и обратит внимание на нас, то та блондинка за стойкой скажет, что это приходили благодарные родственники бывшего пациента. Все. Мы — не словлены.

Настя кивнула:

— Ага, и даже те конфеты играли на нас. Чистая психология… И хоть сейчас это можно было и не делать, но я поняла, почему ты так поступал. Спасибо за науку.

После этих слов девушка, благодарно улыбнувшись, дружески положила свою ладошку мне на руку. Я моментально растаял и тут же захотел выдать еще что-нибудь умное и многозначительное. Но ничего придумать не смог, поэтому просто улыбнулся в ответ, и мы пошли сообщать мужикам, что дорога свободна.

Ванин, услыхав мой доклад, только злобно фыркнул и, еще раз упомянув недобрым словом долбанутых перестраховщиков, которые заставили раненого больше часа, вместо того чтобы лежать в теплой постели, сидеть в холодной машине, завел двигатель. Глянув на часы, я возмутился:

— Эй, куда вы намылились? Сейчас только половина третьего! Еще с полчасика тут постойте, а мы перед самым вашим выходом еще раз проверим, что там и как.

Но Алексей тихо рявкнул:

— Иди ты знаешь куда? Ты на Толика посмотри — у него уже температура поднялась! Так что ждать больше не будем.

— Блин, а машину ты куда повел? Договаривались же, что на парковку заезжать не будешь!

Но Ванин вместо ответа лишь зло глянул на меня и включил передачу.

Вот мудило поповское! Идиота кусок! И что мне теперь — драться с ним? Я раздраженно сплюнул и, радуясь, что находящаяся в салоне, возле Ловягина, Настя не слышала нашей свары, сказал:

— Ладно, делай как знаешь. Но сейчас — тормози. Мы с Настеной пойдем своим ходом.

Дьякон прижал тормоз, бросив напоследок:

— Параноик!

И дождавшись, когда я выведу девушку, взревев мотором, поехал к больнице. Настя растерянно посмотрела вслед «уазику» и сказала:

— Вроде уговор был, что машина внутрь заезжать не будет?

Я, с трудом удержав готовое сорваться с языка ругательство, ответил:

— Планы поменялись. У Ловягина температура поднялась, незачем его лишний раз по этому ветругану водить.

— А мы что делать будем?

— У нас все без изменений. Идем к больнице и наблюдаем.

Настя согласно кивнула, опять взяла меня под руку и мы потопали по улице. Пока шли, я успокоился и внутренне уже где-то согласился с Алексеем. Оно ведь действительно, для обычного человека все мои телодвижения и опасения выглядят как приступ острой трусости. Но меня так учили — все просчитать, взвесить и где можно подстраховаться. И лишь только потом — действовать. Но может быть, в этом конкретном случае я дую на воду? Наверное, потому, что толком не знаю, как работают здешние спецслужбы, вот и перестарался… А, ладно, все равно ничего уже не исправить — вон эти двое уже в здание зашли, так что мы будем стоять снаружи и курить бамбук. [56] Курить бамбук (слэнг) — выражение обозначающее бездеятельность.

Чем, в общем-то, и занялись. Я взял в ларьке неподалеку от входа какие-то подозрительные гамбургеры, единственным достоинством которых было то, что они горячие, и мы, стоя на пустой автобусной остановке, принялись наблюдать.