Роман Юров - Чужие крылья.

Текст самиздата с издательской обложкой. Файл обработан Knizhkoff для сайта spaces.ru

Заяц появился внезапно, он, с легким шорохом, выскочил из посадки, метрах в пяти и сразу рванул влево, обходя по дуге. Виктор, на секунду опешивший от внезапного шума, резко вскинул ружье и выстрелил. Мимо В азарте он сразу выстрелил еще и снова обидный промах, контейнер разбил глыбу чернозема, в считанных сантиметрах позади цели. Злой, от своей криворукости, Виктор вынес упреждение, надеясь, что уж сейчас наверняка снимет косого. Обычно, он попадал вторым выстрелом, реже третьим. Хотя, изредка бывали случаи, когда заяц поднимался прямо из-под ног и, под грохот его пятизарядки, успешно убегал. Ружье снова ахнуло, толкнув в плечо и обдав приятным запахом сгоревшего пороха. И снова промах. Как ему показалось, контейнер просвистел прямо между ушей перепуганного зверька.

“Надо же отпустить, - догадался он, - я же, как сопляк зеленый, бью контейнерами в упор”. Однако и четвертый выстрел не попал в цель, Виктор даже не видел, где легла дробь. Оставалась последняя надежда на пятый патрон. “Сейчас я должен в него попасть, - подумал он. - Тут метров шестьдесят всего, а в стволе четыре нуля, наверняка достану, это как пить дать”.

Однако выстрела не последовало, затвор застыл в заднем положении, пятый патрон лежал в кармане куртки. Когда он переезжал с поля на поле, забыл доложить его в патронник.

Незадачливый охотник зло сорвал шапку и с размаху швырнул ее на мокрую пожухлую траву. Было досадно и обидно, упустил верного зайца. Хорошо, только что нет свидетелей его позора, сегодня на охоту он поехал сам. Никто не будет сочувственно вздыхать, и подкалывать. Остановившись, Виктор вытер о траву, налипшую на старые, еще армейские берцы, грязь, начал заряжать ружье. Он стоял на узенькой, травяной полоске земли, между задискованным пшеничным полем - по местному “пахотинка” и старой заросшей посадкой. Несмотря на декабрь месяц, снега не было, поэтому все вокруг было серо-черным. Серые, с прозеленью, деревья, посеревшая, жухлая трава, серое небо с низкими, темными тучами. Даже единственный встреченный заяц, был серым. Серый цвет органично вплетался в черный фон размокших черноземных полей. Такое сочетание обычно вызывает тоску и уныние, но что делать, для здешних мест это привычная картина. “Какая охота, такое и настроение, - подумал Виктор. - Все вокруг серое и на душе кошки скребут. Единственная радость глазу это сочно-зеленые квадраты озимых. Хреновая по такой погоде охота. Толи дело ходить поздней осенью, когда посадки переливаются желто-зелено-красными тонами, когда на необработанных полях, оставшаяся стерня выделяется серо-желтыми пятнами. Прямо душа радуется. А еще лучше по снегу, когда деревья присыпаны снегом и солнце отражаясь, слепит глаза”…

“Да и вообще, что за черт меня сегодня на охоту понес? Вчера вечером и в мыслях не было. А тут проснулся спозаранку, как ужаленный и помчался, - размышлял он. - Да и сама охота - курий смех. Исходил километров семь по размокшей пахоте, меся чернозем пудовыми от налипшей грязи берцами, все холмики проверил. Никого не поднял. Только зашел проверить посадку, а он тут. Надо было сразу посадки брать. А теперь времени, считай, нет, погода на глазах портится”.

С неба начали срываться редкие капли дождя. Южная зима представала во всей своей красе. Решив, что на сегодня хватит шатаний, Виктор пошел к машине.

Неожиданно, на самом краю поля, он увидел какой-то кусочек белого металла. Не поленившись, поднял, чтобы разглядеть. Это оказалась согнутая прямоугольная пластина из алюминия. Очистив ее от грязи, Виктор разглядел потертую черную краску и выбитые на металле буквы - это была какая то шильда. Такого добра и в полях и на заброшенных колхозных фермах, встречалось много. Эти пластинки, с сеялок и тракторов, комбайнов и жаток, со всевозможного оборудования, встречались тут повсеместно, утерянные или выброшенные. Он тоже хотел выкинуть свою находку, однако взгляд за что-то зацепился и Виктор принялся обтирать табличку мокрой травой. Сквозь грязь проступили белые буквы - “завод ?”, “регулировка распределения”, “ход поршня”, “октановое число”, однако не это привлекло его внимание, а скромная надпись в правом углу - “год выпуска 1940”. Остальное читалось плохо, трафаретная краска от старости облезла, навсегда скрывая текст. Зато четко виднелись выбитое - “М-11”, затем, наверное, был набит номер “4112643”, это было ясно потому, что чуть выше по облезлой краске виднелось “? серия”. Дальше шли какие-то цифры, смысл которых был совершенно не понятен.

“Интересная находка, - подумал он, запихивая найденную шильду в карман, - довоенная. Может антикварам с “блошиного рынка” продать? Или Сашке подарю, он за такой вот, старой ерундой, с ума сходит. Наверное, это с самолета. Батя рассказывал, что где-то в этих краях, в войну, аэродром был”. Он поправил шапку и, не спеша, направился вдоль посадки, надеясь поднять еще одного зайца. Заходить внутрь посадки не хотелось, сильно заросшая молодой порослью и терном, заваленная буреломом, она было практически непроходима. Да и зайца там можно увидеть только при большой удаче. Зато сбоку идти - благодать, видно далеко, шагаешь по траве и раскисший чернозем, не налипает на ботинки. Да и стрелять удобно, цель как на ладони.

Срывающийся редкими каплями дождь внезапно перешел в ливень. Крупные капли падали сплошным потоком, заливая все и закрывая горизонт белесым покрывалом. Виктор побежал к дороге, где стояла его машина, кляня себя, что накинул сверху водонепроницаемый маскхалат, кляня себя за идиотскую идею отправиться сегодня на охоту.

В это момент сзади, что-то громыхнуло: “Ну вот, зимняя гроза. Что может быть чудеснее?” - подумал он ускоряясь, мчась длинными прыжками, стараюсь успеть как можно скорее. В этот момент впереди что-то ослепительно вспыхнуло, обжигая глаза болью. Неведомая волна ударила в тело, причиняя жуткую боль, завертела его стороны, потащила вперед… деревья завертелись в калейдоскопе, и наступила тьма…

У сержанта Виктора Саблина сегодняшний день складывался удачно. Сегодня с утра он слетал с комэском на учебно-тренировочном самолете УТ-2 -“утенке”. Полетал по кругу, немного отработал пилотаж в зоне, восстанавливая навыки. Теперь предстоял самостоятельный вылет на учебном самолете, а после на боевом - МиГе. Если все будет хорошо, возможно завтра он полетит на боевое задание. От этой мысли сладко щемило сердце. Друзья уже давно летают, воюют, сбивают немцев. А он отлеживается. В сентябре, как только полк приступил к боевой работе, всего четыре вылета сделал, под Харьковом. И на тебе, воспалился аппендикс. Почти месяц не летал, очень плохо заживало. Потом, уже в октябре, сделал еще пять вылетов и подхватил воспаление легких. Больше месяца провел в лазарете, только вчера полковой врач наконец-то разрешил ему летать. Видимо фортуна все-таки повернулась к нему лицом, ведь, сколько же можно болеть?