Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны

Но свету все прибывало, и картина постепенно преображалась: груды камней утрачивали мрачную таинственность, на смену ей приходило богатство очертаний и особенно цветов — розоватого и желтого гранита, вкраплений благородного мрамора в серых валунах. Однако Метью было по–прежнему не по себе: он оказался на чужой земле и чувствовал себя нарушителем границы. Ему все чаще попадались знакомые предметы, затянутые в пучину при откате губительной волны: расколоченная посуда, обломки мебели, закрученный узлом велосипед, даже холст — возможно, он был прежде произведением искусства, однако теперь превратился в нечто аляповатое, к тому же прихваченное плесенью. Это зрелище не вселяло уверенности, а напротив, усугубило мрачное настроение. Вдали высились развалины Бреонской башни. Метью засмотрелся на нее и чуть не споткнулся о газовую плиту, совершенно целую, если не считать отсутствия соединительных трубок и скоб крепления, да еще стоящую на удивление прямо. Эта сюрреалистическая деталь напугала его больше всего остального.

Он находился в самом узком месте пролива Расселла, между Бордо и Ракушечным пляжем на Херме, когда до его ушей донесся человеческий крик. Солнце уже успело подняться, и ему стало жарко, пока он карабкался на ближайшую гряду, чтобы оглядеться: ничего, кроме нагромождения камней, песчаных отмелей, цепочек подсыхающих луж. Однако крик повторился; кричал ребенок, и голос казался знакомым…

Метью приложил ладони ко рту и зычно крикнул:

— Я здесь!

«Здесь! Здесь! Здесь!!!» — прокатилось эхо. Потом все стихло.

***

Билли нагнал его. Он совершенно запыхался, по запылившемуся лицу чертили борозды слезы. Его взгляд, устремленный на Метью, был полон сознания своей вины и безграничного доверия.

— Что ты тут делаешь, Билли? Зачем ты пошел за мной?

— Я хочу с вами…

Метью покачал головой:

— Слишком далеко, слишком трудно. Лучше возвращайся.

— Я знал, что вы уйдете, — ведь вы уже заговаривали об этом. Сегодня под утро вы вышли из палатки с ружьем, и я обо всем догадался. Я старался держаться от вас как можно дальше, не знал дороги и заплутался. Тогда я стал кричать. — Он снова чувствовал себя кругом виноватым. — Я не хотел этого делать, потому что меня мог услыхать Миллер и остальные, но ведь я потерялся…

Метью присел на камень и снял со спины рюкзак. Билли примостился с ним рядышком.

— Мне надо идти, Билли. Возвращайся назад в лагерь. Они смогут о тебе позаботиться, а я — нет. Ты сам понимаешь, что так лучше.

— Я не хочу, мистер Коттер!

— Кто же будет присматривать за Паутинкой, если ты уйдешь?

— Она так и так уже их. Они все время заставляют ее работать.

— Вот здесь мои припасы. — Метью ткнул пальцем в рюкзак. — Их хватит на одного, но не на двоих.

— Да разве я много съем? — Мальчик пошарил в карманах курточки и вытащил две шоколадки, помятые, но целые. — Вот чем я запасся!

Метью молча разглядывал его. Возражений можно было привести более чем достаточно, но он знал, что ни одно не прозвучит убедительно. Оставалось проявить суровость: сделать сердитое лицо и приказать ему убираться. Пока он доплетется до лагеря, Миллеру уже будет поздно что–либо предпринимать, и он ограничится тем, что поколотит мальчишку за то, что тот не поднял тревогу, увидев, что Метью собирается улизнуть. Потеряться на обратном пути он не сможет: вот он, остров, — торчит, как спина кита.

Один довод разумнее другого. Впереди же лежали только опасности и лишения. Еды и питья вполне достаточно, кроме того, запасы, наверное, удастся пополнить на Олдерни; однако это не значит, что он вправе подвергать опасности юную жизнь. У мальчика нет запасной одежды и обуви, а его башмаки вконец изорвутся, не успеют они добраться и до середины Ла–Манша.

Впрочем, Метью знал, что у него не хватит духу отослать Билли назад, заставить вновь преодолевать в одиночку это пугающее, безжизненное пространство.

— Что ж, — вздохнул он, — посмотрим, что из этого выйдет. Если путь окажется слишком трудным, мы повернем назад.

К полудню небо затянуло облаками, но потом солнце появилось снова и пригрело сильнее прежнего. Все острова, кроме Олдерни, остались позади и постепенно исчезали в пыльном мареве, Олдерни же рос перед их глазами, как крепость, вознесшаяся над скалами. Метью был рад компании и болтовне мальчика, на которую он, в зависимости от настроения, то отзывался, то нет. Пока их продвижению вперед ничто не препятствовало: перед ними лежала ровная песчаная равнина. Только в одном месте им пришлось сделать круг, чтобы обогнуть вытянутую лужу, окруженную облепленными водорослями камнями. Вода здесь была голубая и прозрачная, в глубине сновали рыбешки. Лужа была глубокой — футов двадцать — тридцать, как прикинул Метью.

Торопиться им было некуда, и они время от времени устраивали привалы, а ближе к вечеру остановились у нагромождения камней, среди которых насчитали до десятка луж, шириной от нескольких футов до двух десятков ярдов. Билли стал штурмовать скалы, как любой ребенок, отдыхающий на пляже. Испугавшись, как бы он не утомился, Метью велел ему сидеть спокойно.

— Я сейчас! — крикнул Билли. — Тут у меня…

— Что еще там?

Билли торжествующе продемонстрировал свою находку — омара длиной в добрых девять дюймов, в возмущении поджимающего и расправляющего хвост.

— Ишь какой! — восхитился Метью. — Лучше положи, где взял, не то у меня потекут слюнки.

Билли спрыгнул на песок, держа омара над головой, как знамя.

— Мне пришла та же мысль, мистер Коттер. Из него получится отличное блюдо на ужин.

— Что–то мне не улыбается грызть сырого омара. Да я и готовить его не умею!

— Здесь полно сухих дров.

Они все еще находились посреди хлама, смытого цунами с восточного берега острова. Тут был и дробленый кирпич, и здоровенный строительный блок, и шланг от пылесоса, и кусок кухонной раковины, и различная древесина: спинка стула, половинка оконной рамы, останки кровати. На некотором отдалении, укрытые, к счастью, нависающим камнем, валялись два нагих тела, которые, наверное, дотащило сюда вместе с кроватью. Метью предпочел не разглядывать их.

— Я не захватил спичек, — посетовал он. — Но даже и со спичками мы вряд ли сумели бы развести огонь. Да и готовить нам не в чем.

— А мое увеличительное стекло?

Неуклюже потянувшись здоровой рукой к противоположному карману — сломанная рука как будто срослась, и Билли уже обходился без лубка, но еще не полностью владел ею, — он извлек сей предмет роскоши, подобранный Метью на развалинах аптеки и преподнесенный Билли как игрушка.

— Я мог бы развести огонь с помощью увеличительного стекла, мистер Коттер. Разве нельзя испечь омара в золе? Кажется, так поступают в Южных морях.