Михаил Ланцов - Маршал 2

Тухачевский вошел в приемную генерала, сразу же попав под внимательный взгляд адъютанта.

— Господин Тухачевский? — спросил адъютант на ломаном русском языке.

— Так точно.

— Генерал ждет вас, — произнес адъютант, сохраняя непроницаемое спокойствие. После чего распахнул дверь кабинета, пропуская маршала внутрь.

Михаил Николаевич шагнул вперед и как будто погрузился в ледяную воду, встретившись глазами с Войцеховским.

— Здравия желанию, — чуть помедлив, произнес маршал.

— Добрый вечер, — ответил генерал, с явным удивлением в голосе и глазах. — Простите меня за бестактность, но что за форма на вас?

— Рабоче-крестьянской Красной армии, — ответил с довольным видом Тухачевский, поправляя китель. — Две недели назад подписали приказ по Наркомату Обороны "о мундирах, личных званиях и знаках отличия" и вот, успел пошить, дабы соответствовать, — Тухачевский понимал, что вызвало такое сильное удивление у Войцеховского, настолько, что тот даже на несколько секунд потерял дар речи. XVIII съезд ВКП(б) позволил незамедлительно провести через СНК и Наркомат Обороны проект возвращения традиционных знаков отличия и званий. Так что теперь Сергей Николаевич с искренним удивлением рассматривал совершенно новую парадную советскую военную форму для начальствующего состава, пошитую с определенным лоском и шиком. А главное – аккуратные и изящные пришивные погоны, которые он ну никак не ожидал увидеть на обмундировании личного состава РККА после всего того, что творилось в Гражданскую войну…

— Золотые погоны… — несколько помедлив, произнес Войцеховский. — Признаться, не верю. Как Советы пошли на это? Вы не разыгрываете меня?

— Никоим образом. Я одним из первых переоделся в эту парадную форму.

— Парадную? Но зачем? — вновь удивился Войцеховский.

— Чтобы уважить вас. Поверьте, за минувшие два года очень многое поменялось в Советском Союзе. И то ли еще будет. Я и сам не всегда верю в то, что времена идеологической одержимости уходят в прошлое, уступая делам возрождения империи, — Войцеховский вскинул брови, желая возразить, но остановился, потупил взгляд и около минуты думал. После поднял уже более-менее спокойные глаза на Тухачевского и спросил:

— Вы не ответили на мой вопрос.

— На прошедшем в конце прошлого года XVIII съезде ВКП(б) было объявлено, что приоритетной целью всех коммунистов СССР стало строительство крепкого социалистического государства, с максимальным использованием лучших решений из мировой практики. По этой причине руководство Советского Союза решило отойти от уникальной, но не очень удобной системы обозначения воинских званий и вернулось к общеупотребимой мировой практике. Проще говоря, партийный съезд решил прекратить революционное позерство, и начать приспосабливать все лучшее, что когда-либо было создано в мире для нужд социалистического хозяйства без комчванства и прочих перегибов.

— Наигрались? — с плохо скрываемой усмешкой, уколол Тухачевского Войцеховский. — Впрочем, признаюсь, форма выглядит отменно.

— Я рад, что смог сделать вам приятно.

— Но вы ведь пришли не только для этого? Что вас привело ко мне?

— Ваша позиция. Всем известно, что начальник Генерального штаба армии Чехословакии является одним из лидеров борцов за независимость Чехословакии. И я от лица Советского Союза хочу предложить вам сотрудничество в этом вопросе.

— Что?! — вспыхнул Войцеховский.

— Не заводитесь. Я все объясню, — быстро произнес Тухачевский, и, дождавшись кивка Сергея Николаевича, продолжил. — Я не собираюсь вас агитировать для работы в НКВД. Это было бы глупо и бессмысленно. Тем более, что вопрос стоит иначе – Советский Союз интересует в нашем с вами сотрудничестве только сохранение независимости Чехословакии.

— Вот как? Почему?

— Потому что Чехословакия – ключ к Мировой войне. Если Чехословакия падет к ногам Германии, а все к этому идет, то Германия получит ресурс для самостоятельного решения Польского и Французского вопросов. Без Чехословакии Германия, даже после присоединения Австрии, слишком слаба, чтобы явно угрожать миру.

— И Советы хотят, чтобы Чехословакия защитила их? — с легкой усмешкой произнес Войцеховский.

— Нет. Советы хотят, чтобы Чехословакия защитила сама себя, и они готовы ей в этом всемерно помочь. Но ваш президент и кабинет министров…

— И вы пришли ко мне? — перебил Тухачевского Войцеховский.

— Да. Мы хорошо знаем вашу репутацию честного человека, который не привык сдаваться без боя.

— К офицеру, который не сдается без боя, а не к предателю, — с нажимом произнес Войцеховский. — Если вы не знаете, я присягал защищать Чехословакию ценой своей жизни.

— Никто не просит вас нарушать присягу. Напротив, мы предлагаем вам ее выполнить, ибо президент и кабинет министров, видимо, о ней позабыли, — с этими словами Тухачевский достал из внутреннего кармана кителя письмо и передал его Войцеховскому.

— Что там?

— Мне не известно, но оно адресовано вам. Я понимаю, что все это выглядит очень неожиданно и довольно дерзко, однако, мы должны попробовать спасти Чехословакию. И вы нужны своей стране.

Войцеховский потер лоб и тяжело вздохнул.

— Мне нужно подумать. Все это так странно…

— Я буду в Чехословакии еще неделю. Если вы не против, то перед отъездом я хотел бы обсудить поднятый вопрос уже на другом уровне, а не столь спонтанно.

— Хорошо. До конца недели я дам вам свой ответ.

— Прекрасно. Очень надеюсь на то, что он будет положительным. Честь имею! — кивнул Тухачевский и по старой, еще дореволюционной моде, покинул кабинет генерала чеканным шагом, оставив Войцеховского в глубокой задумчивости. Прошло минут пять, пока он смог собраться с мыслями и вскрыть конверт, где обнаружил, к своему удивлению, письмо от Иосифа Сталина, предлагавшего отбросить все старые обиды и постараться совместными усилиями спасти Европу от страшной войны, а Чехословакию от германского плена. "Час от часу не легче" – пронеслось у Войцеховского в голове, но совершать резких поступков он не стал. Нужно было все взвесить…

Он поднял трубку телефона:

— Вацлав, — обратился Сергей Николаевич к адъютанту, — позвони в гараж, вызови машину. Я через пятнадцать минут выезжаю.

— Будет сделано, господин генерал.

После чего Войцеховский снова впился глазами в письмо, пытаясь найти в нем подвох. "Что же это? Как же такое могло произойти? И опять же эти золотые погоны… — проносились в голове у генерала мысли буйным табуном. — Но если это все правда, то у нас еще есть шанс… маленький, призрачный, но шанс на независимость".

5 июня 1938 года. Лондон. Кабинет главы Foreign-office лорда Идена