Рава Лориана - Тучи над страной Солнца

Этим же вечером перед народным собранием Старый Ягуар произнёс такую речь:

-- Братья мои, вот уже полгода христиане проповедуют среди нас, и некоторые из наших детей обратились в их веру. Все вы помните, что христианам было приказано не оскорблять наши святыни, и прилюдно они не делают этого, однако они делают гораздо худшее -- учат наших детей отрекаться от нас! Недавно я слышал от одного из новообращённых, что я "грязный язычник", то есть новообращённые христиане должны брезговать мной! И не только мной, а всеми остальными тоже! Братья мои, можно ли спокойно стерпеть это оскорбление? Сегодня они обзывают нас, а завтра ещё и на кострах жечь начнут. Я требую суда над монахами. Пусть они признаются, что оскорбляли нас, и пусть их судит Первый Инка!

Мнения людей на площади разделились. Были те, кто безусловно поддерживал Старого Ягуара, и даже был готов пойти ещё дальше, плюнув на указ, но были и те, кто не без оснований опасался последствий. В самом деле, арестовать их, не причинив им вреда, для людей, разгорячённых страстями, было нереально. Любая же обида, причинённая монахам, могла обернуться для все страны самым печальным образом.

Сами новообращённые христиане не участвовали в собрании, так как отец Андреас запретил им ходить на них, мотивируя это тем, что христианам много полезнее тратить время на молитвы. Как человек по-своему неглупый, он понимал, что влияние над своей паствой ему удастся сохранить только в том случае, если он выключит её из жизни языческого общества. В противном случае новообращённые, после окончания краткого периода неофитства неизбежно охладеют в вере и вернутся обратно в язычество. Но так случилось, что мимо собрания проходил бывший жених Жемчужины. Услышав жаркие споры на повышенных тонах, юноша решил, что монахам, да и остальным христианам, грозит страшная опасность, и побежал, чтобы их предупредить. Однако дома он застал только Томаса, по словам которого Андреас ушёл для душеспасительной беседы к одному христианину. К кому именно, Томас не знал, но и оставить в беде собрата не мог, поэтому они с юношей решили обежать всех христиан с целью его найти. В результате весть о том, что против христиан готовят погром (а именно так это было воспринято теми, кто услышал об этом из вторых или третьих рук) распространилась быстротой пожара, и дошла до дворца наместника, где, надо сказать, как раз и находился отец Андреас.

Ещё неизвестно, как бы обернулось дело, будь Куйн немного похладнокровнее. В конце концов, у него в руках находились властные рычаги и можно было хотя бы попытаться их применить, однако Куйн струсил и запаниковал. Многие годы над ним точно Дамоклов меч висел страх разоблачения, и он в испуге решил, что этот день настал, а значит, оставалось только бегство, к которому он уже много лет был внутренне готов. Само собой разумеется, что бежать из Тумбеса можно было только морем, а для этого нужно было захватить корабль. Технически после ликвидации людей Инти это не представляло особого труда, у него на этот случай была прочная связь с капитаном Эспадой, который мог легко с помощью лояльной ему части команды подавить недовольных, но тут был один неудобный для Куйна момент. Будучи человеком трусливым, он не хотел принимать участие в битве, да и к тому же сесть на корабль среди бела дня для него значило неизбежно привлечь всеобщее внимание. Необходимо было, чтобы корабль приплыл за ним после, и он бы сел на него тайно ночью. А Куйн понимал при этом, что капитан Эспада хоть и был настроен к нему дружелюбно, но резона ради него рисковать не имел никакого. Что ему могло помешать после победы не возвращаться за Куйном? Эту проблему можно было бы решить при помощи отца Андреаса, в котором беглецы очень нуждались в качестве человека, который мог бы представить их в Испании в качестве преследуемых христиан, что давало им множество льгот. О побеге Куйн не раз говорил с отцом Андреасом, однако тот считал, что Куйн зря паникует, опасность не велика, отступать, пока есть шансы на успех, и он должен попробовать проникнуть в Куско. Именно об этом они и беседовали с Куйном в тот вечер. Конечно, отец Андреас тоже не был самоубийцей и возможность сбежать, если дело примет скверный оборот, тоже был не прочь. Да и от Куйна даже в Испании могла быть кое-какая польза. Хотя в Испании было множество эмигрантов, но крупных чиновников среди них не встречалось, а они, обладая множеством бесценной информации об нюансах устройства государственной машины Тавантисуйю, немало мог помочь Церкви в борьбе с нею. Вот почему план побега оказался тут же готов, и даже его выполнение не нужно было откладывать. Куйн кликнул Эспаду, предававшегося в этот момент любви с Морской Пеной, и тот отправился провоцировать ссору среди команды и захват корабля, тем более что он после ужина должен был и так, и так выйти в море. Сам Андреас, поразмыслив, остался у Куйна, так как в случае поражения Эспады его бы ждал смертный приговор, а в противном случае даже при самом скверном раскладе оставалась возможность выкрутиться.

Для Андреаса был ещё один скользкий момент. Он понимал, что брат Томас не должен знать о том, что корабль для бегства предполагается захватить, во всяком случае не должен был знать об этом заранее. Андреас понимал, что Томас слишком благороден и чист душой, чтобы одобрить вероломное нападение на ни в чём не повинных язычников с последующей продаже их в рабство. Правда, если он узнает об этом постфактум, он едва ли что сможет сделать, можно будет упирать на то обстоятельство, что продать пленника в рабство всё-таки более гуманно, чем убить его, можно будет изобразить дело так, что язычники напали первые... Но если узнает заранее, то скорее всего, он так или иначе попробует предупредить язычников. Несмотря на все старания Андреаса, христиан на корабле было в несколько раз меньше чем язычников, и только при внезапном нападении у них был шанс на победу.

Вообще Андреас предпочёл бы избавиться от Томаса, ведь после его откровений в болезни стало ясно, насколько тот опасен для его планов, однако лучше всего это было сделать руками язычников, ведь если вскроется, что Андреас тут замешан, тому не сдобровать и перед церковным начальством. А вот если Томас падёт жертвой язычников, то у Церкви будет дополнительный повод призывать к крестовому походу против Тавантисуйю.

На площади тем временем страсти накалялись. На квартальном собрании изначально было мало народу, но потом, услышав какую интересную тему тут подняли, туда стали подходить как пропустившие, так и народ с других кварталов. Потом кто-то высказал идею пойти к дворцу наместника, тем более что перейти в другой конец площади было совсем не трудно. Наместник же ни жив, ни мёртв от страха тем временем уже напряжённо ждал ночи, а немногие слуги-воины, знавшие всю подноготную, потихоньку паковали вещи. Когда возбуждённый народ окружил дворец и потребовал от наместника выйти, Куйн в страхе послал одного из воинов, чтобы тот сказал, будто Куйна нет дома. Однако когда несчастный пролепетал это, кто-то из толпы крикнул: "Врёшь! Я, идя сюда, сам видел Куйна в окне!". Ещё кто-то крикнул: "Будем стоять здесь до тех пор, пока он не выйдет!" Старый Ягуар сказал: "Он -- обязан выходить по требованию народа, мы же не христиане какие-нибудь, у которых власть от Бога и потому на народ плевать может. Если не выйдет -- он больше не наместник". Люди ещё кричали что-то, а Инти подошёл к Старому Ягуару, и отвёл его в сторону, чтобы поговорить: