Алексей Кулаков - Магнатъ

— Сидеть.

От властности команды едва не присела как сама Ульяна, так и сопровождавшая ее Гликерия. Тем временем князь без малейшей опаски подошел к зубастому охраннику и спокойно надел на него глухой намордник и короткий поводок с ошейником-«удавкой». Затем оттянул старый ошейник из толстой кожи и одним движением его срезал — правда, откуда в его руках взялся нож, гувернантка так и не поняла. Как и то, куда он затем делся.

— Нам пора.

Подождав, пока девочка и девушка покинут задний двор, Александр погладил привставшего (хозяйка уходит!) пса по голове:

— Такие вот дела, брат.

Осмотрелся напоследок, вздохнул и легонько потянул поводок:

— Пойдем, что ли, Шаробанище?..

В сумерках, когда моросящий дождь усилился до затяжного ливня, к вокзалу Воронежа подъехала троица всадников, тут же приковавшая к себе взгляды множества ломовых, [81] Возчик со своей лошадью и телегой, нанимавшийся на перевозку какого-либо груза. буквально запрудивших привокзальную площадь. Они стояли тут с утра, мокли вместе со своими мохнатыми низкорослыми лошадьми на пронизывающем ветру и терпели уже давно ставший привычным голод. Ждали — потому что такие же вот гладкие и важные господа пообещали, что именно сегодня прибудет зерно для хлебных ссуд. [82] Государственная продовольственная помощь, заключавшаяся в выдаче зерна пшеницы или ржи. С обязательным возвратом, разумеется, в течение следующих трех лет. Неужели дождались?..

Когда же новоприбывшие спешились, оставив своих жеребцов на попечение еще одного, непонятно откуда выскочившего господинчика, и прошли в привокзальный ресторан, по толпе возчиков поплыла, расходясь словно бы волнами, тягучая неприязнь и недоумение. А еще тихие матерки, скрашивающие долгое и тоскливое ожидание. Стоять было все труднее, вернуться же обратно по своим общинам, да еще с пустыми телегами… И так уже половина изб с голыми крышами стоит — солома, бывшая на них, пошла на корм домашней скотине и четвероногим товарищам. А их хозяева все запасы желудей и лебеды съели, кое-кто же и семенное зерно в котел спустил, причем подчистую. А эти!.. Воистину сытый голодного не разумеет…

— Добрый вечер, Александр Яковлевич.

Геннадий Лунев появление работодателя пропустил, занятый разглядыванием веселящейся компании в центре зала, — зато двое его телохранителей оказались на высоте, вовремя заметив самое главное начальство.

— Добрый. Докладывайте.

Слегка осунувшееся лицо и легкие тени под глазами молчаливо свидетельствовали о том, что последние неделю-две князь Агренев спал очень мало. А нейтрально-сухой тон, вкупе с властными манерами, отчетливо намекал на то, что его сиятельство не в духе. Причем давно и сильно.

— К настоящему времени организовано семьдесят пять столовых, всех приписанных к ним кормим два раза в день. Еще сорок — шестьдесят будет развернуто в самое ближайшее время. Кхм, если только выправится ситуация с зерном.

Хватило одного взгляда, чтобы Лунев-младший заторопился с пояснениями:

— На станциях неразбериха и затор, все стараются протолкнуть свои грузы вперед остальных — особенно представители земства и частные благотворительные организации. Вдобавок хлебные барышники позволяют себе подсыпать в зерно разные пустые добавки, подсовывать гниль, завышать цену, и приходится постоянно проверять…

Взрыв смеха, донесшийся из центра зала, ненадолго отвлек внимание оружейного магната от собеседника — чему последний был только рад. До чего же давящий и пронизывающий взгляд! Весь оставшийся доклад он был вынужден постоянно себя одергивать — потому что его тело словно бы само по себе стремилось встать и вытянуться по стойке «смирно». Что было весьма странно и нелепо, так как молодой юрист и управленец к военной службе питал полнейшее равнодушие — если только не сказать больше.

— Что ж, я вас понял. Скоро должны прийти первые вагоны с консервами и мукой, постарайтесь…

— Господа, тише!

Не обращая внимания на этот неожиданно громкий возглас из центра зала, оружейный магнат продолжил:

— …продержаться до их прихода. Что касается денег на зерно…

— Господа, слово — Альфреду Альфредовичу!..

Лицо князя как-то непонятно дрогнуло, и он медленно повернул голову в сторону банкетного стола. Внимательно осмотрел весьма представительную компанию, в которой кроме городского чиновничества и губернского предводителя дворянства (все, как один, были в сопровождении своих вторых половинок) поблескивали золотыми эполетами лейб-гвардии Преображенского — смутно знакомый штабс-капитан и ни разу не знакомый поручик. А во главе стола присутствовал некто, одетый в вицмундир чиновника министерства путей сообщения. Довольный и даже радостный, с полнехоньким бокалом в руке.

— Что касается денег на зерно, Геннадий Арчибальдович, то они будут. Из расчета на триста столовых. Пока триста. Справитесь?

— Несомненно. Но если мне будет позволено заметить…

— Я слушаю.

— Александр Яковлевич. Гхм!

Директор Русской аграрной компании кашлянул и посмотрел по сторонам, словно надеясь увидеть что-то новое. Не увидел. Эх, ну до чего же ему не хотелось поднимать эту тему!

— Александр Яковлевич, даже тысяча столовых, при сложившихся обстоятельствах, будет всего лишь каплей в море. ВСЕХ мы накормить не в состоянии.

Тяжелый взгляд жег не хуже огня, заставляя виски и лоб покрываться холодной и противной испариной.

— Попытаться можем, но это гарантированно вас разорит. А вместе с вами — и нас.

Звериные глаза вспыхнули особенно яростно и странно замерцали. А затем в единый миг погасли. Превратившись всего лишь во взгляд неимоверно уставшего человека.

Тинь-тинь-тинь!

Со стороны долетел тонкий перезвон хрусталя — это очередной желающий произнести тост (ну или просто без помех высказаться) привлекал всеобщее внимание. Путем легкого постукивания вилкой по бокалу. Привлек, причем у всех в ресторане, от метрдотеля до последнего официанта, и звучным баритоном начал:

— Господа, я думаю, что выражу общее мнение!..

На этом фоне почти неразличимо прозвучало совсем другое:

— Я знаю, что всех не спасти. Но, боже мой, как бы мне этого хотелось…

Князь словно потух, отрешенно уставившись куда-то в центр стола. Спустя всего каких-то пять минут Лунев-младший даже забеспокоился. А еще через пять решил чуть-чуть покашлять — и тем самым напомнить любимому и крайне уважаемому начальству о своем скромном существовании. Но не успел. Тот внезапно «ожил» сам, без посторонней помощи:

— Всех не накормить — это верно. Но кое-что мы все же сделать можем.

Агренев еще раз над чем-то задумался.