Алексей Кулаков - Магнатъ

— Пожалуй, тут я с вами соглашусь, Сергей Сергеевич.

Слегка рассеянно выразив подчиненному свою поддержку, цесаревич Российской империи вернулся к своим невеселым размышлениям. Его августейший родитель уже после второй статейки этого низменного писаки Луи Дюпрена… или все же третьей? Впрочем, какая разница — едва ознакомившись с ними, император тут же указал сыну навести порядок в своем батальоне. Мало того, он сделал это в таких выражениях, что переспрашивать и уточнять августейший комбат попросту не рискнул. Честно говоря, свежеиспеченного полковника (и четырех месяцев не прошло, как всем собранием отмечали его новые чин и должность) больше всего тяготили не сами репрессалии — а тот факт, что их пришлось проводить именно ему. Как же он не любил такие вот моменты! Слава богу, матушка и Георгий оказали ему сочувствие и тактичную поддержку…

— Н-да.

В отличие от Мишкина, устроившего нежданный скандал прямо во время воскресного обеда. По завершении которого Николай как раз собирался в очередной раз поговорить с родителями о серьезности своих чувств к обожаемой Алике — но после того, как младший брат открыто спросил, насколько правдивы слухи и статейки в иностранной прессе касательно Преображенского полка… К счастью, отец вовремя погасил нарождающийся конфликт — но при этом явственно был на стороне Михаила, держащегося на диво серьезно и даже требовательно. Какие уж тут разговоры о делах сердечных, после столь некрасивой сцены? Поэтому вместо того чтобы попытаться как-то переломить нежелание родителей видеть в Алике будущую невестку, ему пришлось выслушивать наставления батюшки в скучных державных делах. А потом еще и обсудить будущее заседание Государственного совета, на коем он должен был председательствовать как цесаревич. Господи, ну зачем ему все это?!

Батюшка выглядит по-прежнему крепким как скала, и на покой в ближайшие лет двадцать точно не собирается — а значит, у Николая полным-полно времени для того, чтобы подготовиться к самостоятельному правлению. Все эти нудные лекции, вечные наставления, учения-мучения… Черт возьми, ну ведь это все может и подождать! В конце концов, молодость мужчине дается один раз, и прожить ее надо как можно насыщеннее!..

— Николай Александрович.

Вынырнув из размышлений о нелегких тяготах жизни наследника, великий князь поглядел в сторону обратившегося к нему штабс-капитана Татищева.

— Да?

Впрочем, вопрос был излишен — он и сам уже увидел новые лица в офицерском собрании. Более того, ему пришлось вставать и лично их приветствовать, потому что командиров Измайловского и Семеновского лейб-гвардии полков рядовыми гостями ну никак не назовешь.

— Рад вас видеть, Александр Александрович.

Генерал-майор Евреинов звучно щелкнул каблуками сапог, почтительно склоняя голову.

— Владимир Васильевич.

Второе приветствие прозвучало уже не так радушно (но все же вполне вежливо) — сказалось извечное соперничество между двумя старейшими гвардейскими полками. Впрочем, генерал-майор Пенский ничуть тому не обиделся, коротко кивнув и повторив щелчок каблуками.

— Ваше императорское высочество. Позвольте представить вам поручика Шиллинга, Николая Николаевича.

Незамеченный поначалу, из-за Евреинова вышагнул его подчиненный с кожаной папкой в руках, образцово четко отдав честь… и опять-таки почтительно поклонившись.

— Могу я узнать, что именно привело вас в нашу скромную обитель?

Покосившись друг на друга, генералы разом поскучнели, а у цесаревича появилось и окрепло предчувствие близких неприятностей:

— Дело чести, ваше императорское высочество.

Пока член августейшей семьи мучительно подбирал приличествующие случаю слова, к нему пришла нежданная помощь: штабс-капитан граф Татищев вполголоса предложил гостям пройти в отдельный кабинет. Во-первых, чтобы не мешать будущему самодержцу земли Русской вкушать заслуженный отдых после целого дня утомительной службы. А во-вторых, дабы уже там без каких-либо помех и лишних ушей обсудить условия будущего поединка…

— Итак, господа, начнем. Как я понимаю, любое примирение меж сторонами…

Граф Татищев приличия ради поглядел на остальных секундантов-«преображенцев»: командира четвертой роты штабс-капитана Кашерининова, затем и поручика второй роты Ожерова.

— Увы, но нет.

— Тогда наш доверитель определяет средством разрешения разногласий в первом случае офицерскую драгунскую шашку образца одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года, а во втором — шестизарядный револьвер Смита и Вессона калибром в четыре и две линии.

— То есть штатное оружие офицера Русской императорской армии?

— Совершенно точно, господа.

— Но…

Молчавший до этого генерал Пенский с едва заметным превосходством улыбнулся, глядя, как поручик Ожеров пытается аккуратно возразить.

— …конечно, мы все помним, что кодекс ОБЫКНОВЕННО предписывает только три вида оружия: пистолеты, сабли и шпаги. Но согласитесь, господа, второй вызов ВЫХОДИТ за рамки обыденного, и наш доверитель имеет все возможности его не принимать. Однако же он пошел навстречу чаяниям ваших доверителей. А раз так, то мы имеем два поединка по особым условиям, кои и должны всемерно обсудить, а затем и утвердить. В противном случае… боюсь, картель может и не состояться.

— Даже так?..

Штабс-капитан Татищев принялся лихорадочно размышлять, ничуть не сомневаясь, что любой отказ выставит несостоявшихся дуэлянтов-«преображенцев» в самом невыгодном свете. Ах князь, хитрец этакий! Симпатии общества в этом вопросе явно будут на его стороне — ведь причиной ссоры является именно сомнение Агренева в воинских качествах как Навроцкого, так и его сослуживцев, поэтому выбор боевого оружия вместо однозарядного дуэльного пистоля имеет определенные основания…

И ведь как только и уговорил двух генералов на такое!.. Хотя командира «семеновцев», судя по всему, долго уговаривать и не пришлось.

— Не соблаговолите ли изложить и остальные ваши предложения?..

Через полтора часа секунданты оружейного магната покинули слегка притихшее собрание, оставив некоторую часть гостеприимных хозяев в весьма растрепанных чувствах. Штабс-капитаны Навроцкий и Кашерининов были нехарактерно молчаливы. Еще четыре офицера — совсем наоборот: немного возбуждены и самую малость смущены, узким кругом посвященных обсуждая довольно неожиданные условия картеля. Три поручика и один совсем юный подпоручик — еще недавно они буквально горели нетерпением и страстным желанием защитить честь своего полка… Собственно говоря, это желание так и не погасло, несмотря на крайне странные условия окончательно утвержденного картеля. Остальные гвардионцы, мучаясь от острого любопытства и не смея задать даже самый невинный вопрос, принялись искать утешения в привычных забавах: