Хиллари Клинтон - Тяжелые времена

10 декабря 1948 года, в 3 часа утра, спустя почти два года после составления проекта и споров, длившихся всю ночь, председатель Генеральной Ассамблеи ООН предложил проголосовать за итоговый вариант текста. 48 стран проголосовали за, восемь воздержались, никто не проголосовал против — и Всеобщая декларация прав человека была принята. Отныне было ясно, что наши права даются нам не государством, это — наши права от рождения. Неважно, в какой стране мы живем, кто является руководителем страны и даже кем являемся мы. Поскольку мы — люди, у нас есть права. А поскольку у нас есть права, правительства должны обеспечивать их.

Во время холодной войны приверженность США правам человека превратила нашу страну в источник надежды и вдохновения для миллионов людей по всему миру. Однако наша политика и дела не всегда совпадали с нашими идеалами. У нас на родине от женщины требуется мужество отказаться уступить свое место в автобусе, от проповедника — отказаться молчать об «ожесточенной актуальности сегодняшнего дня» [85] Выражение Мартина Лютера Кинга. и от многих других людей — отказаться мириться c сегрегацией и дискриминацией, чтобы заставить США признать гражданские права всех своих граждан. Наше правительство часто уделяло на международной арене первостепенное внимание безопасности и стратегическим интересам, нежели беспокойству о правах человека, поддерживая ненавистных диктаторов, если только они разделяли наше неприятие коммунизма.

В истории американской внешней политики шел непрерывный спор между так называемыми реалистами и идеалистами. Первые ставили национальную безопасность выше прав человека, тогда как последние — наоборот. Эту схему я считаю слишком упрощенной. Ни у кого не должно быть иллюзий относительно серьезности угроз безопасности, с которыми сталкиваются США, и как государственный секретарь я должна была защищать наших граждан и нашу страну (это являлось моей высшей ответственностью). Однако обеспечивать общемировые ценности и защищать права человека — это, по существу, означает быть американцем. Если мы жертвуем этими ценностями или позволяем нашей политике слишком расходиться с нашими идеалами, то наше влияние ослабевает и наша страна перестает быть тем, что Авраам Линкольн назвал «последней надеждой на земле». Более того, защита наших интересов и наших ценностей противоречит друг другу меньше, чем это иногда кажется. На протяжении долгого времени подавление разрушает стабильность общества и создает новые угрозы, в то время как демократия и уважение к правам человека создает сильное и стабильное общество.

Как видно в этой книге, бывают, однако, времена, когда нам действительно нужно пойти на трудный компромисс. Наш вызов — объективно воспринимать мир, каким он является, не забывая о том, каким мы хотим его видеть. Вот почему я не возражаю против того, чтобы меня на протяжении многих лет называли и идеалистом, и реалистом. Я предпочитаю, чтобы меня считали гибридом, возможно, идеалистичным реалистом. Потому что я, как и наша страна, олицетворяю обе эти тенденции.

Один из моих любимых примеров: как поддержка прав человека способствует нашим стратегическим интересам — получил подтверждение в 1970-х годах, когда США при президенте Джеральде Форде подписали с Советским Союзом Хельсинкские соглашения. Некоторые комментаторы на Западе назвали обеспечение прав человека в этих соглашениях высшей степенью идеалистической глупости, не стоящей бумаги, на которой они были написаны. Советский Союз явно пренебрег бы ими.

А затем случилось кое-что неожиданное. За «железным занавесом» активисты и диссиденты почувствовали, что у них появились полномочия начать работать над переменами в жизни, поскольку благодаря Хельсинкским соглашениям они могли теперь открыто говорить о правах человека. Официальные представители коммунистического режима оказались в весьма сложном положении. Они не могли осуждать документ, который подписал Кремль, но если бы они стали исполнять эти положения, то всей авторитарной системе пришел бы конец. В последующие годы работники объединения профсоюзов «Солидарность» на судоверфи в Польше, реформаторы в Венгрии и участники демонстраций в Праге — все обращались в своей деятельности к фундаментальным правам, определенным в Хельсинкских соглашениях. Они призвали свои правительства отчитаться за то, действуют ли те согласно требованиям, о которых была достигнута договоренность. Хельсинкские соглашения оказались троянским конем, который внес свой вклад в падение коммунистических режимов. При этом не шла речь ни о каком «мягком подходе».

Я старалась никогда не забывать мудрость Хельсинкских соглашений и то стратегическое воздействие, которое могут иметь права человека. В любое время, когда мне нужно было напоминание об этом, я просто смотрела на портрет Элеаноры Рузвельт, который я до сих пор держу рядом со своим столом.

В конце 1997 года, спустя два года после конференции в Пекине, ООН пригласила меня помочь организовать празднование 50-летнего юбилея Всеобщей декларации прав человека. 10 декабря, в тот день, который стал называться Днем прав человека, я появилась в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке и произнесла речь о нашей общей ответственности за то, чтобы перенести наследие Декларации в новое тысячелетие. Я отдала должное прогрессу, который мир сделал с 1948 года, заметив при этом:

— Мы недостаточно работаем над решением проблем, связанных с обеспечением человеческого достоинства. В мире еще слишком много мужчин и женщин, которым отказано в основных правах, провозглашенных в Декларации, слишком много тех, к кому мы стали бесчувственными, тех, чье человеческое страдание мы не смогли почувствовать, услышать, понять.

Я привлекла также внимание к женщинам и девушкам по всему миру, которым до сих пор систематично отказывают в их правах и не позволяют участвовать в общественной жизни своих стран.

— Полное предоставление гражданских прав женщинам — незавершенное дело в этом неспокойном веке, — сказала я, повторяя фразу Элеаноры Рузвельт. — В каждом веке есть свои «белые» пятна, и мы должны увидеть свое незавершенное дело сейчас, стоя на пороге нового тысячелетия, с еще большей ожесточенной актуальностью. Мы должны снова посвятить себя решению проблемы прав человека — раз и навсегда.

Когда я в 2009 году стала государственным секретарем, я решила, что в списке дел американской дипломатии это «незавершенное дело» должно быть первым. Мелани Вервир была одной из первых, кому я позвонила. Последние восемь лет она руководила организацией «Vital Voices» («Жизненно важные голоса»), которую мы с ней основали вместе с Мадлен Олбрайт, чтобы найти и поддержать перспективных женщин-лидеров во всем мире. Я попросила Мелани быть первым послом по особым поручениям по глобальным женским вопросам и помочь мне составить «программу полного участия» женщин, а также вписать это в структуру американской внешней политики и национальной безопасности. Нам пришлось оказывать давление на консервативные структуры, чтобы заставить их думать по-иному о роли женщин в конфликтах и миротворческой деятельности, в экономическом и демократическом развитии, в сфере здравоохранения и в других областях. Я не хотела, чтобы офис Мелани стал единственным местом, где проводилась такая работа. Наоборот, я хотела, чтобы эта работа стала составной частью ежедневной деятельности наших дипломатов и экспертов Агентства США по международному развитию.