Александр Авраменко - Волк. Рождение

И всё с таким придыханием… Только вот запах изо рта у неё сразу отбивает всё желание, на миг появившееся. А ведь не врёт – реакция организма это подтверждает…Задумчиво смотрю на неё, потом тоже с придыханием отвечаю:

– А сейчас, моя милая…

Она просто расцветает, но тут же улыбка сменяется испугом, потому что я заканчиваю фразу совсем не тем, что девица желала услышать:

– … ты пойдёшь вниз, к досе Аруанн, и скажешь, что я велел тебя выпороть!

Последние слова я буквально выкрикиваю, и девчонка в страхе сжимается.

– Живо! Пошла вон!

Она всхлипывает, подхватывает уже пустой поднос, удаляется походкой идущей на смерть, давя на жалость. Зря. Может, прежний Атти бы и растаял, но я не видел её ни среди тех, кто работал прошлой ночью, ни среди тех, кто ходил за мясом. Следовательно, девочка просто пользовалась своей привилегией хозяйской подстилки и обнаглела до невозможности… Хлопает дверь, а я поднимаюсь и одеваю чистую одежду. Моя нижняя рубашка уже аккуратно подшита, прочее же чистое и пахнет рекой. До чего приятно ощутить прохладную ткань. В дверь скребутся, и я снова кричу:

– Что ещё непонятно?!

Но это не давешняя наглая служанка, а сама доса Аруанн.

– Ты действительно приказал высечь Ираю?

Киваю.

– Она обнаглела. Я не видел её ни ночью, ни днём. Значит, сознательно отлынивает от работы, прикрываясь моей симпатией.

Теперь и она кивает в ответ:

– Я пыталась призвать девчонку к порядку, но она пожаловалась тебе, и ты, сам, лично, велел мне не трогать её… Догадываюсь почему. Почему же ты теперь переменил своё отношение к ней?

Затягивая пояс и думая о том, что надо сделать застёжку, а не крутить эти узлы, задаю ей встречный вопрос:

– Мама, я же тебе говорил, что я забыл всё? Или почти всё?

И вдохновенно лгу:

– Высочайший забрал большую часть моей памяти, но взамен вложил в мою голову другие знания и умения. Не знаю, откуда и чьи, но… Прошу тебя не удивляться ничему. Ни сейчас, ни в будущем. И эта… Ирая… Она мне ничего, кроме отвращения не внушает. Уж извини. Так что если ей вправят мозги на место и вышибут наглость – буду этому только рад.

Доса Аруанн снова задумчиво смотрит на меня, но на этот раз без всякой тревоги. Просто прикидывает, что же мне мог запихнуть в мозги Бог? Я улыбаюсь про себя – много чего, мама. Скажем, полный пятнадцатилетний курс военной Академии Его Императорского Величества, плюс опыт боевых операций против Американского Доминиона и Синдиката Хань. Я и на транспортах то оказался потому, что врачи после последнего ранения прописали мне год спокойной жизни… Поэтому меня и перевели пока на 'Рощицу', командиром…И этот изученный курс, моя дорогая вновь обретённая матушка, предусматривает много чего интересного, в том числе и навыки Робинзона – как имея в наличии голову, две руки и две ноги выжить в любом из известных человечеству миров. Начиная от вечных льдов и заканчивая пустынями. Мало ли где, и в какой ситуации окажется десантник Его Величества… Поэтому, дорогая матушка, жизнь всех, кто живёт в баронстве Парду изменится очень и очень скоро…

…Мы спускаемся вниз, на кухню, где доса подтверждает мой приказ о наказании наглой девицы. Её утаскивают двое мужчин, и спустя пару минут я слышу прелестные вопли и визги, ласкающие мой слух. Остальные слуги со страхом косятся на меня и прибавляют темп работы – дрова жарко пылают, варево булькает в котлах, воду на противнях и в тазах постоянно меняют на свежую. Пробую экстракт на горение и остаюсь довольным. То ли вино покрепче, или народ уже приспособился, но работа идёт явно лучше, чем вчера. А может и мясо помогло…

– На сколько дней нам хватит дичи?

Матушка вздыхает:

– Недели на две. Если не экономить…

– Отлично. Я попробую подстрелить ещё чего-нибудь, но позже. Завтра пойду на рыбалку…

Появляется зарёванная, с распухшим лицом Ирая, и я отдаю очередное распоряжение:

– Будет отлынивать от работы – дайте ей добавки.

Показываю на двор. Там уже, кстати, темнеет, становится прохладнее, и потому работа идёт лучше. Несколько раз снимаю пробу с продукта – тот исправно вспыхивает каждый раз, когда я подношу тряпицу к огню. Неплохо. Даже очень неплохо! А перегнали всего полторы больших бочки, примерно пятьсот литров кислого испорченного вина. Может, чуть больше, может, меньше, получив взамен уже пятьдесят литров самогона. Жаль, попахивает уж слишком вонюче… Твою ж мать! Хвала Высочайшему, что я говорю это про себя!

– Мама, найдёшь пару ненужных тряпок?

– Каких, сынок?

Показываю руками размер. Матушка кивает, уходит за ними, а я спешу в кузницу: древесного угля в наличии мешок. Должно хватить. Возвращаюсь, неся реагент на собственном горбу, быстро дроблю куски на мелкие кусочки прихваченным оттуда же молотком, и когда доса Аруанн приходит с тканью, на один кусок высыпаю уголь, вторым накрываю. Затем беру бочонок с продуктом, зачёрпываю оттуда полный кувшин жидкости, показываю маме:

– Чувствуешь, как пахнет?

Она кривится, а я подмигиваю:

– Сейчас увидишь одно маленькое чудо… Помоги ка мне…

Вдвоём мы натягиваем над чистым бочонком мой импровизированный фильтр, и я выливаю в него кувшин. Жидкость медленно сочится, а запах исчезает… Практически полностью! Это из какого же дерева делается такой замечательный адсорбер?! В очищенный продукт сую тряпочку, подношу к огню – вспыхивает ну просто очень здорово. Принюхиваюсь к нему – нет. Мой нос меня не обманывает! Получилось великолепно! Зову к себе одного из мужчин, таскающих вино, тыкаю в грудь пальцем:

– Видел?

– Видел, сьере Атти.

– Вот так всё готовое сгущённое вино пропустите через эти тряпки. И уголь из них не выкидывать!

Мужчина кивает. Потом спрашивает:

– Сейчас начинать цедить?

– Как закончите работу. И учти – проверю лично.

Он опять кивает:

– А сколько нам надо этого сгущённого вина?

– Сколько на телегу влезет. И лошадь увезти сможет.

Мужчина опять кивает. И опять спрашивает:

– А…

– Ещё одно 'а' – пойдёшь к столбу. Всё объясню потом. Пока же знай сам, и скажи остальным – от того, как поработаем и сколько сделаем, зависит моя и ваша дальнейшая жизнь. Считайте, что для себя стараетесь. Если всё будет нормально – получите по десять диби!

– Понял, сьере Атти. Всё сделаем в лучшем виде!

Торопливо кланяется. Убегает во двор за дровами. Спустя минуту возвращается с громадной охапкой и криком:

– Сьере Атти пообещал, когда вернётся из города, каждому, кто здесь работает, по десять диби!

…Что за… Ишь, как засуетились, зашевелились! Прямо всё горит в руках!

– Э-э-э! Только не испортите – всё должно быть нормальным, качественным!

– Не волнуйтесь, сьере Атти! Мы понимаем!..