Андрей Величко - Экзамен на профпригодность

Граф и вдова купца возвращались в столицу после проводов Георгия и Софьи в неведомые дали. Причем вдова подозревала, что граф знает про пункт назначения несколько больше ее, но молчит. Впрочем, ее это давно не удивляло и не обижало. Ибо она уже далеко не та молоденькая девчонка, которая после смерти мужа решила, что теперь ей светит судьба стать если уж не женой, то как минимум любовницей знаменитого воздухоплавателя. Увы, не срослось, хорошо хоть дочь сумела найти свое счастье. Хотя как знать… может, ждет ее в дальних краях только погибель.

Мысли графа были не столь пессимистичны. Он в общих чертах знал, что возложено на его сводную сестру, хоть и без подробностей. И считал, что у девочки неплохие шансы справиться. Тем более, что самой ей летать на недавно построенных и лично графом испытанных воздушных шарах не придется, хоть она это и может. Но двоих лучших учеников Рязанской воздухоплавательной школы, отплывших в составе экспедиции, граф отбирал лично и был уверен в их профессионализме.

На станции Чудово переодевшийся в рабочую одежду граф покинул салон-вагон и подошел к паровозу. Во время каждого своего путешествия по чугунной дороге он не упускал случая проехать перегон, а то два в локомотиве вместе с паровозной бригадой. Полученные таким образом реальные сведения и навыки управления паровой машиной уже пригодились Глебу во время испытаний первого дирижабля, но он не собирался останавливаться на достигнутом.

Вообще-то присутствие посторонних в кабине паровоза императорского курьерского поезда не допускалось, но из этого правила были исключения, лично утвержденные его величеством.

Во-первых, тут могли присутствовать император, императрица и фельдмаршал Миних, но в количестве не более двух человек одновременно. Во-вторых, в рубке имел право находиться граф Уткин, а также любое сопровождающее его лицо, но только в единственном экземпляре. Наконец, туда могли попасть и сотрудники ЧК с номерами удостоверений из первой сотни (а большинство таких бумаг на самом деле принадлежали Невидимой службе). Этих тоже касалось ограничение по количеству — не более двух рыл одновременно.

Насколько граф знал, пока упомянутым правом кроме него пользовались только император с супругой — во время первого рейса курьерского поезда. Ну, а он лично не раз проезжал часть пути в кабине паровоза, помогая по очереди то машинисту, то кочегару, и сейчас собирался поступить именно так. Тем более что конкретно эту бригаду он уже неплохо знал.

— А, здравия желаем, вась-сиясь, Глеб Никодимович, — приветствовал его машинист Прохор Матюшин, — никак опять с нами прокатиться решили?

— Если против не будешь, Прохор Петрович, — кивнул Уткин, забираясь в кабину. По сравнению не только с корзиной воздушного шара, но даже с гондолой дирижабля она была довольно просторной. Кстати, что-то сегодня машинист прямо-таки радуется его присутствию, раньше вроде такого не было. Нет, никакого неудовольствия от присутствия графа он не выражал, но и откровенного восторга тоже не демонстрировал. Наверное, ему что-то понадобилось, решил Глеб. И оказался прав.

— Глеб Никодимович, — машинист начал издалека, едва поезд выехал со станции и разогнался до положенных тридцати километров в час, — а что же ты тетку свою одну в салон-вагоне бросил?

— Я ей что, нянька? У нее своих дел полно, да она к тому же в Грядах сойдет, ей надо нашу бумажную фабрику проинспектировать.

— Ох, дела-то какие пошли при нынешнем царе, — встрял в разговор кочегар, размазав по лбу пот грязной рукавицей, — куда ни глянь, везде бабы заправляют. В Твери с угольной-то станции Мишку Волкова выгнали, да посадили там невесть откуда взятую Наталью Арефьеву. В столице каким-то «мейстером» Мавра Шувалова, так она до того страшна, что ее даже генерал-губернатор высокопревосходительством называет. Тетка вашего сиятельства фабриками командует, да и вообще…

— Чем брехать попусту, ты лучше на манометр глянь, в котле и трех атмосфер нет, а впереди подъем! — прервал излияния кочегара машинист.

— Его сиятельство, что ли, за тебя, косорукого, уголек кидать будет? Ишь, бабы ему не нравятся. А кто, по-твоему, дурья твоя башка, паровозы придумал? Ее величество императрица Елена Лукьяновна! Без ее трудов ты бы до сих пор в трактире полы мыл, орясина. Ты, Глеб Никодимович, его не слушай, он только от безделья дурной делается, а как работать начинает, так от человека и не отличишь. Вот как сейчас. А у меня к тебе, это ты правильно понял, просьбишка небольшая есть, даже две. Сказать их дозволишь?

Аэронавт кивнул, и машинист принялся излагать:

— Я, конечно, понимаю, что наверху не дураки сидят, а регламенты нашей службы вообще самой ее величеством утверждены, но ведь сам ты видишь: тяжело на курьере вдвоем управляться. На пассажирском — можно, на товарняке тоже, но ведь у нас же скорость иногда аж до сорока верст… то есть тьфу, километров в час доходит. А уж тридцать пять — это завсегда пожалуйста. Тут уже надо вперед смотреть безотрывно, ибо если где путь поведет, а ты притормозить не успеешь — все. Улетишь с рельсов за милую душу. Устают машинисты сильно, я не только про себя говорю, а так ведь оно и до беды недалеко. Нужен на курьере третий человек в бригаде — помощник машиниста. Глянь, рубка у нас просторная, тесно тут не будет.

— Ладно, как увижусь с государыней, а этого долго ждать не придется, скажу ей. Так действительно получится быстрее, а то эти толстозадые из транспортной коллегии год вопрос мурыжить могут. Еще что-то хотел спросить? Давай, не стесняйся, свои же люди.

Действительно, машинист тоже был из-под Новгорода, только его родное село располагалось со стороны Питера, а не Москвы.

Что удивительно, Прохор Петрович в ответ на совершенно недвусмысленное предложение начал мяться и минуты две не мог выпутаться из всяких «Дык, вот такое дело, я прямо не знаю», потом начался сложный участок, на котором часто вело рельсы, и машинист замолчал, внимательно вглядываясь вперед, но наконец смог глубоко вздохнуть и молвить:

— Я, конечно, звиняюсь, Глеб Никодимович, вот только сынок у меня есть.

— И что? — хмыкнул аэронавт, уже примерно представляя, о чем дальше пойдет речь.

— Хотел я его в паровозное училище определить. Чтоб, значит, наследником моим стал на чугунных-то наших дорогах. Так ведь не взяли! Говорят, мал слишком. Это да, роста в нем всего чуть за полтора метра, да и веса три пу… э-э-э… ммм… сорок восемь килограммов, и выглядит совсем мальцом. Но ведь на самом деле ему уже пятнадцатый годок пошел! Самое время учиться-то правильному ремеслу. Он у меня всю арифметику давно превзошел, считает лучше иного приказчика, фигуры всякие на бумаге чертит, пишет бойко и даже учебник по алгебре читать начал! И говорит, что понимает, о чем там речь, только я его проверить не могу.