Хидеюки Кикути - Ди, охотник на вампиров

Теренсу Фишеру, Джимми Сангстеру,

Бернарду Робинсону, Кристоферу Ли,

Питеру Кашингу и всей команде

«Ужаса Дракулы» (1958),

а также Осами Кишимото

Закатное солнце, напоминающее по цвету багряную кровь, а не привычную киноварь, освещало равнину. Ветер диким зверем рычал в пустынном небе. На узкой тропе, рассекающей море травы, такой высокой, что ноги всадника тонули в ней по щиколотку, встала как вкопанная одинокая лошадь с седоком на спине — словно путь ей преградила стена бьющего прямо в лицо ветра.

Еще шестьдесят шагов, и дорога пошла бы на подъем. Преодолей лошадь и всадник это расстояние, они увидели бы буро-зеленые ряды домов и огородов Рансильвы — очередной деревушки в полосе Фронтира, периодически гордо именующей себя городом.

Внизу, у подножия покатого склона, стояла девушка. Что-то в ее внешности, должно быть, гак удивило животное, что оно замерло на месте. Девушка была молода и прекрасна — загорелая, с огромными сияющими глазами, с длинными черными вьющимися волосами, собранными на затылке в роскошный хвост. Каждый дюйм ее существа излучал необузданную энергию, свойственную всем жителям здешней глуши. Любого мужчину, положившего глаз на нежное, как летнее солнце, лицо, без сомнения, заинтересовали бы и соблазнительные изгибы ее тела. Однако тело девушки скрывала пепельно-серая ткань непромокаемого плаща, а шея была закутана в потрепанный голубой шарф. Красавица не носила ни ожерелий, ни украшений из перьев, ни каких-либо других свойственных женщинам предметов «личного снаряжения», выделялись разве что удобные кожаные сандалии да обращал на себя внимание свернутый черный кнут в правой руке.

Возле девушки переминался с ноги на ногу старомодный образец коня-киборга. Несколько минут назад красавица, видимо, лежала у ног скакуна. Факт, что она заметила приближающегося бесшумно всадника, хотя выл ветер, от которого иные заткнули бы уши, и при этом сохранила присутствие духа, не сдвинувшись с места, говорил о том, что девушка едва ли является простой женой какого-нибудь фермера или дочерью обычного первопроходца.

Пришпоренная лошадь попыталась двинуться вперед, однако красавица не собиралась уступать дорогу, и, точно почувствовав это, животное настороженно застыло в трех шагах от незнакомки.

Некоторое время ничто не нарушало молчания, лишь ревел ветер. Затем девушка спросила:

— Передо мной, полагаю, бродяга, искатель приключений? Или же охотник?

Голос ее звучал дерзко и бесстрашно, но в нем проскальзывали нотки усталости.

Всадник не ответил. Девушка почти не видела его лица из-за широкополой дорожной шляпы, надвинутой на глаза, и плотного шарфа, скрывающего все ниже носа. Судя по могучему телосложению и практичному боевому поясу, выглядывающему из-под выцветшего длинного черного плаща, мужчина наверняка не был сезонным разнорабочим или же торговцем, объезжающим редкие местные деревеньки. Голубой медальон, висящий на его груди, привлек пристальное внимание девушки. Она не могла оторвать взгляда и от длинного легкого меча-бастарда, виднеющегося из-за плеча всадника: изящно изогнутый, так не похожий на безукоризненно прямые клинки, любимые многими охотниками, этот меч говорил больше и красноречивее о своем хозяине, чем любые слова.

Девушка, очевидно смущенная молчанием незнакомца, вскричала:

— Неужели меч у тебя только для виду? Тогда я его отберу у тебя и продам на первом же базаре! А ну, слезай!

Не добившись ответа и справедливо полагая, что время разговоров вышло, девушка отступила на шаг назад и приготовилась к атаке, сжав в руке хлыст. Только тогда всадник заговорил:

— Чего ты хочешь?

С лица девушки можно было писать картину «Изумление». И хотя голос ее противника был низок и тих — она едва расслышала его сквозь завывания ветра, — он со всей очевидностью принадлежал юнцу лет семнадцати-восемнадцати от роду.

— Какого дьявола? Ты же просто мальчишка! А, плевать, я не знаю жалости. Давай показывай, на что годишься!

— Значит, ты разбойница? Для грабителя с большой дороги ты на редкость общительна!

— Болван! Кабы мне нужны были деньги, разве я приставала бы к такому вшивому бродяге, как ты? Я хочу поглядеть, насколько ты хорош! — Резко щелкнул кнут. Девушка играючи повела запястьем, и хлыст тотчас же взвился в воздух зловещей черной гадюкой. — Я — вот она! И если ты мечтал славно перекусить в Рансильве, сперва разберись со мной!

Всадник даже не шевельнулся в седле: не потянулся ни к мечу, ни к боевому поясу. Более того, когда девушка увидела, как равнодушно он отнесся к вызову на поединок, брошенный ему миловидной юной леди, то и дело пронзающей его убийственными взглядами, она внезапно испугалась этого равнодушия. Хрипло выдохнув, девушка взмахнула кнутом — грозным оружием, свитым из жесткой шерсти вервольфа, три долгих месяца протомившейся в прогорклом жиру. Удар такого бича запросто вспарывал плоть, сдирая мясо с костей.

— Какого?..

Девушка отскочила, изменившись в лице. Хлыст должен был впиться в левое плечо юнца, но отчего-то в последнее мгновение плеть внезапно переменила направление и ужалила левое плечо своей хозяйки. Всадник справился с нападением с поразительной легкостью: обычный человек никак не мог уследить за стремительной черной змеей, не говоря уже о том, чтобы контратаковать!

— Проклятие! А ты ловок!

Кнут, танцуя, вернулся обратно, а девушка застыла на месте, вросла в землю, отбросив мысль о новом нападении. Она поняла, что разница в их боевых навыках слишком существенна.

— Отойди, пожалуйста, — небрежно, словно ничего не случилось, заметил юнец.

Девушка послушалась.

Всадник и его лошадь чуть было не проехали мимо, но не успели сделать и нескольких шагов, как красавица снова заступила им путь.

— Эй ты, глянь сюда!

Едва молодой человек обернулся, девушка легким движением левой руки сорвала с себя накидку.

На миг ядовитый кроваво-красный оттенок заката поблек: обнимаемая ветром нагая фигура, не прикрытая теперь абсолютно ничем, была божественна — одна Венера могла бы потягаться с ней великолепием!

Другим движением девушка распустила собранные в хвост волосы. Ветер мгновенно взметнул роскошную черную, как вороново крыло, гриву. Теперь нагота юной красавицы стала совершенно ослепительной. Ветер сменил направление и принес запах женщины в полном расцвете весны и прелести.

— Ну-ка, попробуем еще!

И снова щелкнул кнут. Конец его внезапно разделился на восемь плетей, и каждая наметила свою цель, обвиваясь вокруг шеи, плеч, рук, груди — и не одновременно, чтобы трудней было избежать ударов.