Максим Субботин - Радужные Мосты

Поначалу девушка старалась шуметь, как можно меньше, опасаясь привлечь ненужное внимание. Она даже кашляла, сдерживаясь изо всех сил. Что, впрочем, не очень помогало. Акустика комнаты убивала Мили. Небольшое пространство словно нарочно выплевывало все рожденные в нем звуки с пугающей чародейку громкостью. Девушка жмурилась, прислушиваясь к возможным шагам. И она их слышала — каждый раз после очередного приступа кашля. Но время шло, а никто так и не подходил к перепуганной пленнице.

Взбудораженное воображение рисовало картины страшных безглазых чудовищ, медленно крадущихся в темноте. Мили проклинала себя за излишне живое воображение, но ничего не могла с ним поделать. Одни картины сменялись другими — еще более отталкивающими и пугающими. Чем дальше, тем сильнее чародейка накручивала себя. Она уже чувствовала, как тонкие пальцы с острыми загнутыми когтями скользят по ее коже. Как бьет в лицо чье-то горячее зловонное дыхание, а над ухом в предвкушении сытной трапезы клацают невидимые челюсти.

Мили закричала. Ужас переполнял и грозил свести с ума. Путы сделались еще туже, они врезались в тело, перекрывали ток крови. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не сухой продолжительный кашель. Он раздирал горло, душил, высасывал силы. Хрипя, не чувствуя ни рук, ни ног, почти теряя сознание от головной боли — чародейка затихала. Ей уже было все равно до крадущихся во теме. Хотелось одного — чтобы мучения скорее закончились.

«А ведь можно и самой все прекратить», — подумала Мили. Мысли, то и дело прерываемые болезненными вспышками, ворочались еле-еле. Перед глазами плавали разноцветные круги.

«Просто немного сильнее удариться головой и все».

Но стоило ей лишь подумать об этом, как сознание смилостивилось над несчастной и отпустило в спасительную тьму забвения.

Он шел медленно. Благодаря образам, что вольно или невольно влила в него Обращенная, Вивьен спокойно мог ориентироваться в полной темноте. Однако часть огоньков, как привязанные, последовали за ним. Они вились над его головой, иногда отлетали в стороны, но не пропадали вовсе. Размышлять о столь похвальной верности шаров алхимик не стал. Прогнать-то он их все равно не смог, хоть несколько раз и взмахнул рукой. Те просто поднимались выше, а потом снова возвращались.

Зато тени, которые отбрасывал алхимик, поражали своим разнообразием. Искажаясь в колоннах и переплетениях корней, они превращались в чудовищ, наделенных множеством щупалец. Зрелище было скорее неприятным, чем пугающим.

Сам зал оказался небольшим. Покидая его, Вивьен задался вопросом — сколько же людей здесь отдало свои жизни? Вмурованные в колонны, безоружные и неспособные оказать достойного сопротивления. Сколько боли и страданий помнили эти стены? Алхимик чувствовал, что ответы на все эти вопросы расколотой мозаикой хранятся в только что обретенной памяти Обращенной. Но слишком много было внезапно полученной информации. Мысли толпились и наслаивались одна на другую, перемежались картинами прошлого — зачастую жестокого, наполненного глубокой скорбью и тоской. Вивьен старался выбросить из головы все лишние мысли и образы, но сделать это оказалось не так просто.

Легкость и плавность давно исчезли из движений воина. Плечи ссутулились, поникли. В груди все горело, дышать удавалось с трудом, поэтому приходилось часто останавливаться, отдыхать. Очень хотелось сесть, а еще лучше лечь, закрыть глаза и забыть обо всем. Но Вивьен понимал, что стоит ему опуститься на пол и больше он уже не сможет подняться. Так и останется в этом забытом богами склепе среди иссушенных тел. Сейчас его гнало вперед чувство вины перед Мили. Спасти чародейку, вывести ее на поверхность, а там будь, что будет. Глупо, но алхимик надеялся еще раз взглянуть на небо. Пусть оно будет затянуто тучами или ветвиться молниями. Мрачные стены подземной темницы давили и угнетали, здесь не было свободы. Теперь Вивьен понимал то отчаяние, которое наполняло души укрывающихся здесь фей. Эти существа издревле жили среди бескрайних лесов и привыкли к их просторам. Ничто не должно было сдерживать искрящийся полет, довлеть над головами. Неспроста даже жилища их были легкими, невесомыми и прозрачными.

Оказаться после всего того великолепия в сумрачных переходах подземелий — означало медленное угасание. Это и случилось. Феи чахли не столько от осознания собственного бессилия, сколько от отсутствия света, дуновения ветра, запаха цветов. Они умирали изнутри, замыкались в себе, погружались в мир несбыточных грез и фантазий. В те дни залы и переходы напоминали склеп даже больше, чем теперь. Феи летали по ним изможденными призраками, стеная и проклиная ненавистных пришельцев.

Люди одержали полную и бесповоротную победу, истребили большую часть похитителей своих детей, а жалкие остатки лесных тварей загнали под землю. Туда маги не смогли пробиться. Они отошли, но оставили вокруг Радужных Мостов караульные посты, чтобы ни один, бродящий по лесам человек, не смог случайно или намеренно проникнуть в запретную землю. Достаточно было смертей и потерь, достаточно свидетельств о вероломстве созданий с прозрачными крыльями. Существа из сказок — они обратились коварными и неумолимыми убийцами. Загнанная в кандалы зараза более не должна была показаться в мире честных добрых сельчан. Ей следовало издохнуть в той яме, куда она сама трусливо спряталась.

Все это Вивьен почерпнул из собственной памяти, которая оживала каждый раз, когда на глаза воину попадались характерные черты подземных чертогов. Создавалось впечатление, что Обращенная обладала знаниями не одного поколения фей. А еще, алхимик отчетливо прочувствовал эмоции, исходившие из таких воспоминаний.

Все это заставляло много думать и постоянно отвлекаться, чего делать было нельзя. При всем при этом алхимик не видел ни для себя, ни для Мили будущего, но продолжал упорно переставлять ноги. Будь тракт свободным, можно было бы надеяться на спасение. А так — исход оставался лишь один. Он получил то, к чему так стремился. Но, наконец, обретенные знания не радовали и ничем не могли помочь.

— Что ж, будет, что рассказать Мили у костра, — с грустной улыбкой протянул Вивьен. — Со скуки точно не помрем.

Погруженный в свои мысли, он не сразу осознал, что слышит крик. Протяжный женский крик, переполненный ужасом. С полной уверенностью сказать, что это была Мили, алхимик не мог, но и отмахнуться от такой возможности было бы непростительной глупостью. Тем более, что и кандидатур на роль испуганной жертвы ему виделось немного. Шипя от боли, воин прибавил шаг.

Крик улегся, погасли последние отзвуки эха. Разобраться в хитросплетениях коридоров оказалось непросто, но Вивьен выбрал примерное направление и старался придерживаться его. Он уже успел привыкнуть к тому, что идет в относительной тишине и все звуки принадлежат лишь ему. Но какой-то новый шум заставил его насторожиться, замереть. Что это? Игра воображения или кто-то еще бродит в неприветливых чертогах?