Челси Ярбро - Дорога затмения

— Я говорил, что увижусь с тобой до отъезда.

— Да, говорил, — улыбнулся Сен-Жермен. — Но я думал, ты выйдешь во двор.

— Нет. Мне приятней проститься с тобой в тишине, чем среди сутолоки и суеты, натыкаясь на недовольные взгляды. Настоятель после вчерашнего просто кипит, есть и другие. — Мальчик медленно пересек комнату и, зевнув, опустился на возвышение. Выглядел он неважно, под глазами пряталась синева.

— Ты отдыхал в эти дни? — Сен-Жермен сел на скамью, сочувственно посматривая на гостя и внутренне возмущаясь, что фанатичным монахам не приходит в голову его поберечь.

— Очень мало. Все празднества одинаковы. — Сгий Жел-ри сонно сморгнул и выпрямился, пытаясь взбодриться. — У меня есть кое-что для тебя.

— Для меня? Но мне ничего не нужно. Я и так загостился у вас.

— Не возражай. Я все обдумал и сделаю то, что хочу. — Мальчик порылся в складках своего широкого одеяния. — Это не от ламасерии. Это моя собственность и мой дар тебе. — В худенькой детской руке поблескивала небольшая статуэтка богини Тары — бодхисатвы Сгроль-ма Дкар-мо. Богиня сидела на корточках, воздев левую руку над головой и простирая правую к людям. На лбу, ладонях и даже на подошвах ее босых ног виднелись нарисованные синей краской глаза, символизируя чистоту помыслов бодхисатвы.

— Искупительница, — прошептал Сен-Жермен, принимая у мальчика статуэтку. Грудь его стеснило волнение, он вспомнил маленькую молельню, ночь и детские, сложенные чашей ладони…

— Пусть она будет с тобой, — сказал Сгий Жел-ри, вставая. — Мы ведь уже не встретимся в этой жизни. У тебя будет повод вспоминать обо мне.

— Для этого мне не нужна бронзовая отливка, — с нежностью в голосе возразил Сен-Жермен.

— Все равно забери ее. — Сгий Жел-ри поклонился. — Я мог бы сказать: «Пусть не знает зла твоя карма!» — но это не твой путь. Я желаю тебе обрести то, к чему ты стремишься. — Он поклонился еще раз. — Прощай.

— Примешь ли ты что-нибудь от меня? — спросил Сен-Жермен, лихорадочно соображая, что подходящего может найтись в его дорожном тючке.

— Нет. Ты больше ценишь вещи, чем я. — С этими словами девятилетний мудрец повернулся и вышел из кельи.

Восходящее солнце усыпало снежный покров мириадами сверкающих бриллиантов, и это великолепное зрелище так восхитило путешественников, выезжающих из ворот ламасерии Бья-граб Ме-лонг йе-шиз, что оглянулся на монастырские стены лишь один человек… Впрочем, прощальный жест его не получил ответа.

Письмо купца из Герата к своему зятю в Раа.

Чаша терпения всемилостивейшего Аллаха переполнилась, дорогой Кхуд. Нетвердых в вере людей ждет страшная участь.

До сих пор карающая десница его обрушивалась на тех, кто живет к востоку от нас, и мы в гордыне своей полагали, что тамошние народы платятся за свою нечестивость.

Мы слышали о монголах, но не придавали слухам значения. Насколько ужасны эти кочевники, нам открывается лишь сейчас. Я только что побывал в горах и на месте цветущих сел нашел дымящиеся руины да мерзких птиц, копавшихся в грудах человеческой плоти. Тех, с кем я вел дела, уже нет на свете, они порублены на куски.

В последние дни в Герат стекаются беглецы, не имеющие при себе ничего, кроме собственной кожи. Они возносят Аллаху благодарственные молитвы за избавление от мучительной гибели и плачут, рассказывая об участи своих близких. Подробности их рассказов настолько ужасны, что разум отказывается в них верить. Я тоже ничему не поверил бы, если бы не видел все сам.

Опасность, нависшая над нами, представляется мне столь серьезной, что я со своим семейством вознамерился перебраться в Раа. Я не хочу, чтобы моих жен и детей терзали свирепые варвары, и потому умоляю тебя принять нас в твоем доме. Ведь моя вторая жена — твоя сестра, мы — братья с тобой и партнеры в торговле, не отвергай нас, ибо, оставшись на месте, мы все пропадем.

Нам говорят, что у Персии достаточно сил, чтобы отразить неприятеля. Возможно, это и так, но Герат обречен. Кочевников ведет Ченгиз Кхан, одно это имя вселяет в сердца больший ужас, чем землетрясения и наводнения, любое из этих бедствий куда предпочтительнее набега безжалостных орд.

Ожидай нас не ранее чем через месяц. Вещи мы соберем дня в четыре, однако всего ведь с собой не прихватишь. Чтобы не пострадала торговля, необходимо отдать надлежащие распоряжения, а также сбыть или как-то припрятать товары, еще не пущенные в оборот. Я приложу все усилия, чтобы ускоритъ продвижение нашего каравана, но в летнее время дороги обычно забиты, а постоялые дворы переполнены, и как все устроится, ведает лишь Аллах.

Люди от природы воинственные полны решимости отразить натиск монголов и порицают тех, кто покидает Герат, словно не понимая, что обывателям, не сведущим в воинском ремесле, лучше не путаться у них под ногами.

Молюсь о скорейшей нашей с тобой встрече, без сожаления оставляя свой дом. Если это единственная утрата, которую нам предстоит понести, значит, Аллах действительно к нам благосклонен, а с его помощью любые потери легко возместить.

В Лхасе от каравана отстали королевские отпрыски со своей многочисленной свитой и пятеро лам. Проводники, объявив о двухдневной задержке, занялись поисками желающих двинуться вместе с ними на юг. Столица Тю-Бо-Тье, располагавшаяся в высокогорной долине, поражала воображение. В море однообразных толстостенных строений и набегающих друг на друга покатых крыш терялся даже королевский дворец, окруженный молчаливыми храмами, свидетельствовавшими о доминирующей роли религии в жизни высокогорной страны.

Четверо суток спустя караван, состоявший из пятнадцати седоков, двадцати восьми пони и шести яков, двинулся дальше, делая около двадцати — тридцати ли в день — в зависимости от погодных условий.

Разбиваемый на ночь лагерь неукоснительно охраняли, хотя в царстве обледенелых скал не наблюдалось никаких признаков жизни. Сен-Жермен неизменно вызывался дежурить в самые сонные предутренние часы, и спутники стали посматривать на него с уважением.

Внезапно налетевшая буря заперла их однажды на трое суток в монастыре Красных Накидок, но на четвертый день они выбрались-таки из снежных завалов и вновь продолжили путь по отрогу величественного хребта, вершины которого терялись в тумане.

Приблизительно через месяц дорога взяла к западу и пошла под уклон. На обочинах появился низкорослый кустарник, перемежаемый хилыми деревцами. Еще через двадцать дней впереди показалась маленькая молельня. Проводники радостно завопили и сообщили своим подопечным, что ниже этой часовни снег спускается только зимой.