Йон Линдквист - Человеческая гавань

Ничего.

Бездна.

Под ним не было… ничего. Просто бездна. И все.

Он стоял над ней.

Как мы малы. Мы просто крошечные, слабые существа с нашими смешными игрушечными маячками, построенными на краю бездонной пропасти, до краев заполненной морской водой.

Повернувшись, он стал изучать надписи на стенах.

ТУТ БЫЛА ФРИДА 21.06.98

НЕМЕЦ ПЕРЕЦ КОЛБАСА

РВИ НА ЖОПЕ ВОЛОСА

Я + М = Л

ПАРНИ ИЗ НОТЕНА — ПРИДУРКИ

Надо же, сколько надписей, в прошлый раз он их не видел.

Вот еще одна: дата 28.01.89.

ПУТЬ НЕ ЗНАКОМ.

ТУДА И ПОЙДЕМ

А ведь Бьерн и Хенрик исчезли как раз в то время. Неужели это писали они? Ведь так называется последний альбом «Смите» — «Strangeways, Неге We Соте».

Андерс поднялся на ноги и бросился вниз по лестнице.

— Я найду вас, подлецы! Где вы прячетесь? Клянусь богом, я найду вас!

Он кричал и кричал, пока не охрип.

Придя в себя, он отметил, что птицы подплыли ближе к острову. Тысячи птиц перед Ховастеном. Чайки перестали летать и тоже опустились на воду.

Надо отсюда выбираться. И побыстрее.

Медленно, шаг за шагом он отступил назад к лодке, не упуская птиц из виду. Завести мотор он не осмелился и потому, схватив весла, начал быстро грести в сторону дома.

Отплыв на расстояние более ста метров, Андерс бросил весла и уткнулся головой в колени. Руки тряслись от страха. На дне лодки он увидел бутылку.

Андерс поднял бутылку. Сверху на этикетке почерком его отца было написано «полынь». Теперь он наконец понял. Теперь он точно знал, что случилось тогда с его отцом.

На самом деле следовало, конечно, пойти домой и оставить деньги на столе, но Андерсу так хотелось еще какое — то время почувствовать себя сказочным богачом. Он шел мимо магазина, размышляя о своем богатстве. Лодки спасателей все еще кружили по заливу, разыскивая Торгни Эка, но зеваки уже разошлись. Если бы он пошел на причал, то взрослые непременно стали бы расспрашивать его о том, что он видел, а ему этого совсем не хотелось.

Мимо него на велосипеде проехала Сесилия. Андерс поднял руку в знак приветствия. Он почувствовал, что его рука пахнет рыбой. Сесилия остановилась около него.

— Что ты делаешь? — спросила она с любопытством.

— Да так. Ничего особенного.

— Что там такое на причале? Что — то случилось?

Андерс глубоко вздохнул и спросил:

— Мороженого хочешь?

Сесилия недоверчиво посмотрела на него и неуверенно улыбнулась:

— У меня нет денег.

— У меня есть.

— Ты приглашаешь? Да?

— Приглашаю.

Андерс знал, что они оба поступают немного глупо. Но никого другого поблизости не было, а карманы у него полны денег. Сесилия повезла свой велосипед до магазина, и он шел рядом с ней. Волосы у нее были заплетены в две длинные косы, и ему так хотелось к ним прикоснуться. Они казались такими мягкими и красивыми.

К счастью, его руки были засунуты глубоко в карманы, иначе ему было бы трудно сладить с собой.

Сесилия прислонила велосипед к стене и спросила:

— Ты много салаки продал, да?

— Да. Очень много.

— А я обычно продаю рождественские открытки.

— Хорошо идет?

— Когда как.

Андерс повеселел. Это было первое лето, когда он начал думать, что отличается от остальных своих друзей, которые были просто дачниками. И они могли подумать, что в том, что он сидит у магазина и продает рыбу, было нечто неправильное. А оказывается, и Сесилия что — то продавала. Хотя открытки не пахнут. По крайней мере, не так, как свежая салака.

Они зашли в магазин и стали изучать содержимое холодильника.

— Какое? — спросила Сесилия.

— Какое хочешь.

— Какое хочу? — Она посмотрела на него с подозрением. — А если большую трубочку?

— Да.

— Две большие трубочки?

— О'кей.

— А можно три?

Андерс пожал плечами, и Сесилия открыла крышку холодильника:

— А что ты хочешь?

Андерс уже потянулся за трубочками, как она воскликнула:

— Я просто шучу, что ты!

И взяла одно маленькое эскимо.

У кассы Андерс расплатился десяткой, счастливо избежав расспросов, где он взял кроны.

Они сидели около магазина на скамейке и ели мороженое. Андерс рассказал, что случилось в первой половине дня и как он видел человека, который пошел купаться и утонул.

Пока они ели мороженое, в голове Андерса крутилась одна и та же мысль: пусть никто им не помешает. Интересно, думала Сесилия то же самое или нет? Ему — то хотелось просто сидеть тут с ней вдвоем, хотя он и чувствовал неловкость.

Они доели мороженое, а потом некоторое время просто смотрели на море. Все — таки оказалось, что для девочек в таком времяпровождении нет ничего неловкого, потому что Сесилия вытерла липкие пальцы о шорты и спросила:

— Позовешь меня в гости?

Андерс не мог выговорить ни слова, он только кивнул. Сесилия взяла свой велосипед и указала на багажник:

— Запрыгивай. Я отвезу.

Он сел на багажник, и она помчалась под горку.

Усидеть на багажнике было довольно трудно. Сначала Андерс пытался держаться за седло, но едва не свалился и обхватил руками Сесилию.

Его ладони ощущали ее тепло, на небе светило солнце, ветер трепал его волосы. Ему казалось, что это самые счастливые минуты его жизни.

Сесилия притормозила у дровяного сарая, прислонила велосипед к стенке и кивнула на коптильню, над которой все еще вился дымок:

— Что вы делаете?

— Мы собирались коптить рыбу, но не стали.

Теперь, когда Сесилия оказалась у него дома, он ясно заметил, насколько их участок отличался от участков соседей. Здесь был дровяной сарай, коптильня и старый хлам, который отец берег «на всякий случай». Никаких стриженых газонов или ягодных кустов, высаженных ровными рядами. Нет площадки для бадминтона, нет столбов для гамака. Раньше он никогда этого не замечал, зато теперь увидел. Да, у них все было по — другому.

Сесилия пошла к дому, и Андерс подумал, что, по крайней мере, его комната выглядит так, как выглядят комнаты остальных подростков.

Что мы будем делать в моей комнате?

У него было много комиксов. Интересно, читает ли Сесилия комиксы? А может быть, они могли бы испечь что — нибудь? Он умеет печь лепешки. Сесилия любит лепешки?

Погрузившись в свои мысли, он не сразу заметил, что Сесилия остановилась и разглядывает что — то на земле. Он подбежал к ней. Когда он увидел, на что она смотрит, его сердце упало, а в висках глухо застучало.

Рядом с кустом крыжовника лежал его отец — лицом вниз, руки раскинуты в стороны. Сесилия бросилась было к нему, но Андерс схватил ее за плечо.

— Нет, — хрипло сказал он, — пойдем.

Сесилия высвободилась:

— Но он же не может так лежать. Он может задохнуться.

Андерс еще никогда не видел отца настолько пьяным, чтобы тот днем валялся на земле. Иногда, когда он приходил домой вечером, отец сидел со стеклянным взглядом и нес какую — то чепуху. В такие вечера Андерс старался держаться подальше от дома. Поэтому он так редко приглашал кого — то в гости.