Галина Гордиенко - Большая книга ужасов 33

— Ну-ка, прекратили базар, — неожиданно рассердился Карандаш. — Быстро по местам! Урок еще не закончен, забыли?

Он терпеливо подождал, пока возбужденные семиклассники не разбрелись, и шепнул Сергею:

— Зайди после урока ко мне в мастерскую, хорошо?

Сергей кивнул. И Карандаш неспешно заходил между мольбертами, останавливаясь, чтобы поправить чей-то рисунок…

— Ты что, потащишься к Карандашу прямо сейчас? — разочарованно спросил Сергея Гришка, натягивая куртку.

Обычно они после школы домой не спешили. Бродили какое-то время по улицам. Или шли в ближайшее кафе. Неторопливо ели мороженое и обсуждали свои проблемы или новые компьютерные игры. Изредка Ленка Парамонова приглашала друзей в свою спортшколу. В те дни, само собой, когда тренер занимался с ней индивидуально. Это происходило все чаще: выдающиеся способности якобы у нее обнаружились. Сергей, правда, не слишком хорошо в этом разбирался. Ленкино карате казалось ему настоящей абракадаброй. Даны какие-то там, пояса цветные — запутаешься! Каждому дану, по словам Парамоновой, соответствовал свой цвет. А сам дан отражал степень мастерства. И вроде данов этих насчитывалось шесть или семь. Если только Сергей ничего не напутал. В дзюдо, например, как он читал, — девятнадцать разрядов! И тоже есть даны. Расспрашивать Ленку ему лишний раз не хотелось. Она, рассуждая о своем драгоценном карате, становилась на удивление противной и начинала посматривать на мальчишек сверху вниз. Пренебрежительно и снисходительно. Как старший — на младших. А уж он, Сергей, ее вообще раздражал. С первого класса. Парамонова искренне считала, что это не дело для парня — в свободное время малевать какие-то дурацкие и никому не нужные картинки, и ничуть не стеснялась лишний раз высказаться на эту тему. Весьма ядовито! Язык у нее всегда был подвешен неплохо. Вот спорт, по Ленкиным словам, — совершенно другое дело, и настоящий мужик… Эта тема ей никогда не надоедала! Сергею иногда казалось, что, если бы они не дружили вчетвером практически с пеленок, он Ленкино зазнайство терпеть вообще бы не стал. А так — куда деваться-то? Уж какая есть.

— Ну да, — хмуро кивнул Сергей.

Он поднял с пола вязаную темно-серую шапку и подал приятелю. Покосился на собственную куртку — она осталась на вешалке — и с сожалением сказал:

— Вы сегодня меня не ждите. Сам знаешь, старик поболтать любит.

— Ладно уж, — Гришка шапку надевать не стал, сунул в карман. — Топай… — И уже вслед Сергею крикнул: — Слушай, а что с мачехой-то? Плюнем, как Динка предложила?

Сергей пожал плечами и угрюмо подумал: «Легко сказать — плюнь. Не вам же с ней жить!» Обсуждать эту тему ему не хотелось, и он медленно направился к мастерской Карандаша.

Гимназисты искренне гордились, что именно у них будет преподавать известнейший в городе художник. Об этом и в газетах писали, и на городских телевизионных каналах обсуждали эту новость. Мол, как же — Мастер идет в народ! Директриса расщедрилась и выделила Карандашу специальное помещение. Правда, комната под мастерскую нашлась только на третьем этаже, под самой крышей. Просто объединили в одно два крошечных подсобных помещения, где хранились оставшиеся после очередного ремонта материалы и инструменты. И все же мастерская получилась довольно большой и светлой. По требованию старика в ней сделали два огромных окна. Теперь здесь занимался седьмой класс и проводил вечера за работой сам художник.

Сергей осторожно приоткрыл дверь и невольно насторожился: он застал Карандаша перед своим собственным мольбертом. Учитель с каким-то болезненным интересом рассматривал портрет Эльвиры. То приближался к нему, то отходил в сторону на несколько шагов. Его взгляд показался Сергею каким-то встревоженным.

«Надо же, — удивленно подумал Сергей, — он просто прилип к мольберту! Обычный рисунок, ничего особенного».

Сергей бросил ранец на старый кожаный диван. Всмотрелся в собственную работу и пожал плечами — конечно, кое-что он уловил довольно точно, но ведь это просто набросок. Пожалуй, лишь его собственное настроение рисунок передает неплохо.

«Забавно, — усмехнулся Сергей, — Карандаш и у более удачных моих работ так подолгу не стоял…»

Поняв, что старик слишком увлекся и не заметил его появления, Сергей осторожно кашлянул. Карандаш вздрогнул, почему-то отпрянул от мольберта — будто его поймали на горячем! — и почти испуганно оглянулся. Тут же лицо Карандаша разгладилось, и он с явным облегчением выдохнул:

— А-а, Сережа! Заходи, дорогой.

«Интересно, отчего он так волнуется? — озадаченно сдвинул брови Сергей. — Забыл, что сам пригласил меня?»

На всякий случай Сергей еще раз громко кашлянул и напомнил учителю:

— Иван Петрович, вы хотели со мной поговорить?

Старый художник не ответил. Зябко поежился и, задержавшись у окна, аккуратно прикрыл форточку. Словно время хотел потянуть. Потом он вновь подошел к мольберту. Бросил быстрый взгляд на незаконченный портрет и обернулся к мальчику.

— Сережа, ты мне доверяешь? — глухо поинтересовался он.

Сергей удивился:

— Конечно. А в чем дело?

Старик тяжело вздохнул. Он никак не мог подобрать нужные слова и впервые проклял собственное косноязычие. Лишь у мольберта, с кистью в руках он чувствовал себя уверенно.

Карандаш бережно обнял Сергея за плечи и повел к потертому, заляпанному масляной краской диванчику. Ребята — Карандаш точно это знал — любили его. За его непритязательность и уют любили. За то, что на диван, например, запросто можно забраться с ногами.

— Ты можешь ответить на мои вопросы, не спрашивая, зачем я тебе их задаю?

— Наверное, — осторожно отозвался Сергей. А про себя подумал: «Смотря какие вопросы…»

— Не беспокойся, ничего личного, — будто подслушал его мысли Карандаш. — Просто они… могут тебе показаться на первый взгляд странными. — Он замялся и добавил: — Ну, слегка.

— А на второй? — хмыкнул Сергей. — Я про взгляд!

— На второй, пожалуй, тоже, — неохотно признал учитель. И виновато улыбнулся. — Но для меня, поверь, очень важно, чтобы ты на них ответил. А может, и не только для меня.

— Тогда спрашивайте, — помявшись, решился Сергей.

— Давай так: с твоей стороны — никаких вопросов. Пока . Отвечаешь мне, и все. Если сможешь. Не знаешь ответа, так и скажи. Только ничего не выдумывай, ради бога, все слишком серьезно!

— Да не волнуйтесь вы так!

Сергей изумленно рассматривал побледневшее лицо учителя и его полные тревоги глаза. Он никогда не видел Карандаша в таком состоянии. У старика даже уголок рта подергивался. Но отчего?!

— Попробую, — пробормотал Карандаш. На секунду прикрыл глаза и негромко начал: — Ты сказал — это портрет твоей мачехи?