Рэй Олдридж - Фильтровщики

Цапля охотилась у края воды. Напротив бухты красный солнечный диск оседлал рифленую линию дюн. В темнеющей воде мерцала мелкая рыбешка, вкусная серебряная жизнь, которая юрко ретировалась при приближении. Цапля отдавала всё свое внимание этой охоте, сгруппировавшись на палочках ног, опустив голову вниз, и втягивая змеиную шею назад для удара.

С умирающим вечерним бризом призраком появился корабль, удивительно тихо плывший под парусами. Цапля взглянула на мгновение – порой люди бросили ей несвежую приманку, а иногда пытались попасть в нее пивной бутылкой – но рулевой на паруснике казался неподвижной глыбой, ни перспективной, ни опасной.

Зато там, в воде, искаженные отблески двигались достаточно медленно, чтобы цапля знала, что сможет поймать их, и она двинулась вперед быстрым подергивающимся шагом и с напряженной шеей.

Но как её кинжальный удар клювом, множество ощущений перекатились через неё памятью ужасающей силы. Она обнаружила, что снова в лежбище, и что ночь наполнена пронзительными криками и шелестами, запахом сосен, и слабым фиолетовым светом огней станции береговой охраны, который просеивался сквозь деревья.

Она испытала какое‑то сильное чувство – люди, возможно, называют его счастьем – вспоминая тысячи таких ночей у залива. Она чувствовала это с интенсивностью, которая далеко превосходила естественную способность её примитивного мозга.

Воспоминания текли через неё: утра ожидания на бетонных опорах моста, когда она вместе с другими цаплями наблюдала за деликатесами, оседлавшими приливную волну. Обход выветренного дока. Солнечное тепло на её перьях. Полет в закатном небе, высоко в чистом воздухе. И множество других воспоминаний, все облаченные в какое‑то изысканное, утонченное совершенство.

Она вспомнила гнездо, ворох веточек, сплетенных на балке. Она почувствовала с неизменной яркостью теплоту низа своей матери; удовлетворение, когда рвала свою первую рыбу; боязливый восторг при оставлении этого безопасного убежища.

В самый последний миг она почувствовала удушающую радость, которую испытала вырываясь из тьмы яйца в мир света и опыта.

Цапля завершила свой удар, клювом разрезав воду. Длинная шея расслабилась, пустое от жизни тело упало вперед.

Рябь после прохождения судна мягко качнула труп цапли по направлению к песчаному берегу, и из кабины пришел звук, похожий на рыдание или смех.

На протяжении долгого времени Тереза верила, что находится на пороге чудесного преображения. Скоро. В следующем году, не позднее. Или, если нет, то через год.

В тридцать шесть лет её оптимизм изрядно уменьшился. Этим летом она приехала к Заливу и устроилась на работу по обслуживанию столиков «Пучеглазого Моряка» [2] «Пучеглазый Моряк» (Bugeyed Sailor) – ресторан назван так в честь Моряка Папая (англ. Popeye the Sailor, имя образовано от англ. pop‑eyed «лупоглазый», буквально «Лупоглаз») – вымышленного героя комиксов и мультфильмов. В большинстве случаев Папай предстаёт перед читателями и зрителями моряком среднего возраста с независимым характером, своеобразным голосом и манерой речи (коверкает слова и «глотает» звуки). Он постоянно прищуривает один глаз (предположительно по причине его отсутствия). У него непропорционально развиты предплечья, на которых вытатуированы два якоря (реже – один), в большинстве мультфильмов также непропорционально большие икры. Во рту Папай неизменно держит курительную трубку из кукурузного початка (которую он часто использует как боцманский свисток). Как правило, Папай отличается в повседневной жизни огромной силой (может свободно поднять рояль, крупное животное типа слона, а также тяжёлую технику вроде самолёта), но в критической ситуации, столкнувшись с чрезвычайной трудностью, съедает банку шпината и становится многократно сильнее. в Дестине.

Подобно тому, как солнце клонится вниз, в гавань зашел старый бело‑корпусной кеч [3] Кеч (англ. ketch) – парусное двухмачтовое судно с косыми парусами. Кормовая мачта устанавливается впереди оси руля. . Тереза наблюдала за ним с открытой площадки ресторана, где она подавала выпивку паре пьяных бизнесменов из Луизианы.

Кеч, возможно, был когда‑то элегантным кораблем, но теперь стал старым заношенным башмаком, плетущимся на веслах. Он подошел к противоположной стороне гавани, так что Тереза не могла сказать многое о человеке, который пошел вперед, чтобы бросить якорь, кроме того, что он двигается как инвалид, замедленно и преувеличенно осторожно. Сквозь грохот посуды, она услышала как оттуда загремела цепь. Человек неподвижно стоял на баке.

Смеркалось, и судно вдруг показалось нереальным, а его очертания немного туманными.

– Эй, милочка, – сказал один из мальчиков из Батон‑Руж [4] Батон‑Руж – город на юго‑востоке США, столица и второй по количеству населения город штата Луизиана. , ворвавшись в ее воображения. – Как н`счет еще нескольких б`ченков? – Он помахал на пустые пивные бутылки, теснящиеся на столе.

– Прямо сейчас, сэр, – защебетала она, и больше в ту ночь не обращала внимания на этот корабль.

«Пучеглазый Моряк» цеплялся за кусок основной набережной порта Дестина, Самого Удачливого Рыбацкого Городка в Мире.

Возможно, это был не самый скверный ресторан между Пенсакола и Корабелл, но, несомненно, обладавший наиболее дурной славой. Ужасная еда, а обстановка и того хуже.

Владельцем являлся страдающий ожирением среднего возраста тролль, который не покладая рук трудился над увеличением известности своего ресторана. Каждую ночь Морячок наряжался в ярко окрашенный костюм Папая – наряд размером с палатку, но для него все же малость тесноватый. Любуясь непристойными татуировками на собственных огромных предплечьях, он поправлял крошечную шапочку, которая цеплялись за его лысую башку, и шел работать в зал. Там он прокладывал путь между столиками, оставляя за собой облако телесных запахов; плотоядно посматривал на хорошеньких женщин и красивых детей; похлопывал мужчин по спине, спрашивая, всё ли хорошо, и двигался дальше, прежде чем мог услышать ответ. С непредсказуемыми интервалами он разражался песней. Он знал только одну мелодию, но много куплетов. – «О, я Пучеглазый Морячок. Дом мой мусорный бачок…» – пел он неплохим тенором. Или: – «Любит плавать сей моряк. В этом деле он мастак. Между дамочкиных ног. О, я Пучеглазый Морячок». – Иногда какой‑нибудь недовольный ребенок спрашивал его, почему он употребляет неправильное имя. – «Это Папай украл мою песню», – отвечал он со свирепой зеленозубой усмешкой, и таращил глаза на иллюстративный манер.