Владимир Ильин - Напряжение сходится

Одно сильное движение рук, и белый и густой дым повалил в комнату, растекаясь плотным, словно живым и хищным облаком прямо в направлении Инки. Обволакивая ее силуэт, становясь ее дыханием, касаясь кожи и роговицы открытых глаз.

— Служанку подчисти, — произнес он себе за спину.

Затаившаяся под упавшей дверью Дейю вздрогнула.

— Господа. — Произнесла Аймара, словно очнувшись после длительного ступора. — Я все взвесила и вынуждена вам отказать.

— О чем это она? — Произнес псевдополицейский товарищу, шагнувшему в квартиру.

— Что-то на английском, — пожал тот плечами, поправляя золотую пластину на коже лица. — Может, химия так работает.

— По условиям клятвы, данной Самойлову Максиму, — спокойно продолжала Аймара. — Я не имею права сбежать и уклониться от исполнения долга. То есть, я должна препятствовать моему похищению, так как оно нарушит мои обязательства. В то же время, надо мной есть клятва не использовать Силу в адрес друзей, родных и близких Самойлова Максима. Скажите, вы являетесь его друзьями, близкими или родными?

Дейю, уже освобожденная от упавшей на нее двери, изображая слабость, робко спросила:

— Вы друзья Максима, да?

— Вот уж нет, — потянулся к ней второй.

— Вы его родственники? Близкие?

— Нет, дорогая. — Потянул тот ее за руку, чтобы взвалить на себя.

— Все чисто, Аймара. — Холодно произнесла Дейю, отдернув руку. — Вали их.

Человек пытлив и тщеславен — он даст имя звездам, до которых никогда не доберется, и придумает название явлениям и вещам, о сути которых не имеет даже приблизительного понимания. Но так ему станет легче, и «темная материя» встанет в одну строку с «черными дырами». Неведомо, что происходит там на самом деле, но если у этого есть наименование — то как-то немного спокойнее на душе.

Примерно так же было с «блокираторами».

Аймара Пакэри Инка Тинтайа не знала, что они собой представляют, не знала принципов действия и не догадывалась о процессе создания. У этих вещей не было цены — если не считать человеческую жизнь, которую отберут у любого его владельца, а само изделие постараются уничтожить.

Зато был примерный год, когда это название появилось и было переведено на все языки. Вернее — вторая половина столетия междуусобных войн, охвативших Европу, Африку и ближний восток в тринадцатом веке. Времена безвластия, горя и насилия, прокатывающихся из края в край по обильным землям обернулись появлением в покосившихся деревенских лачугах и обворованных до каменных стен городских домах множества бастардов, о которых не ведали пьяные до победы и славы отцы. Много в этих историях боли и несправедливости, щедрыми всходами проросшими в сердцах юношей и дочерей, в крови которых дремала Сила семейств, искренне считавших себя благородными.

Не то, чтобы кто-то учил бастардов этой Силой пользоваться — вовсе нет. Но иногда, под ударами господского кнута, унижения или бессилия что-то изменить, ненависть в сердце выплескивалась на врага огненным шквалом или рассекала водяным хлыстом от шеи до паха наглого мытаря; подкидывало горстку солдат с лошадьми в чистое небо или накрывало курганом мелкого аристократишку со свитой. После такого — оставалось только бежать, бросая все. Прорываться Силой через кордоны на дорогах и мостах, сея новое горе и кровь.

Большинство «сорвавшихся» не доживало и первой недели, обретая смерть от загонщиков. Редким везунчикам доводился шанс остаться живыми, в обмен на службу любому, готовому укрыть и защитить. Пускай даже ремеслом станет та же смерть — врагов нового господина, и врагов его врагов, но это лучше, чем гибель от арбалетного болта в брюхе. И немало влиятельных людей соблазнилось пригреть беглецов, сознательно идя на риск — там, где выгода всегда шагает рядом с возможностью потерять все в одночасье, ценили неожиданный подарок судьбы, готовый убивать за еду.

Если бы случаи были единичными, вряд ли бы кто-то обратил внимание. Однако чего было в избытке в те времена — это боли и голода, рано или поздно доканывающих даже самого смирного мирянина. А ведь сожженный дом старосты подрывает дисциплину; труп мытаря — расхолаживает чернь; смерть солдат — аукается запрятанными в подвалах доспехами и оружием, ну а смерть аристократа — порождает вооруженный бунт. И если во главе станет одаренный, гореть начнут уже феодальные поместья.

Ну а когда разведка крупных аристократов, уже порядком раздраженная недобором податей от вассалов и паническими докладами, обратила внимание, что иные купеческие приказчики ведут сознательный поиск «детей с даром» среди деревенских юнцов, чтобы Сила служила толстым кошелькам, а не кошельки были запасом быстроизвлекаемых денег для Силы…

Словом, такое положение дел не могло понравиться истинным владетелям земли и дара. Так появилась Инквизиция, созданная высшим духовенством, традиционно происходящим из тех же высших аристократов.

Новая организация встала во весь рост на нерушимом фундаменте логики, вещаемой народу: ведь если Сила настоящих феодалов от Него, то любому совершенно ясно, откуда Силу получают все остальные. А значит долг настоящего католика — указать на людей «странных» и «отличающихся», проявляющих «таланты» или «особенности». Ну а если есть сомнения — всегда можно отправить человека на костер, где Сила «преисподней» непременно постарается защитить своего владельца. А за ошибочного община не станет платить штраф, чему можно радоваться (заодно употребив его имущество по собственному разумению).

Только вот на подобных аутодафе выходило по-всякому: бывало, и сгорит одержимый под шумное ликование толпы, тщательно контролируемый одаренным из духовенства. А бывало — снесет ко всем демонам и палачей, и жадную до потехи темную толпу. Сила в крови бывала всякая.

Если простых людей инквизиторам было не особо и жаль (не их данники), то своих представителей — особенно благородных, способных вести поиски и удерживать «нечистое», недосчитываться было крайне болезненно. И пусть земли неудачников епископат отпишет себе, но служить-то далее кому? Не сильно и много было желающих подвергать себя угрозе даже за золото крупных феодалов, а истовые фанатики закончились первыми.

Так родились первые блокираторы. Неведомо как и кем изобретенные — нечто, завернутое от чужого взгляда в холщовые мешки, для народа названное «мощами святых», по аналогии с реально существующими реликвиями веры. И пошли по свету люди в черных балахонах с сотнями — если не тысячами — «перстами» и «десницами», вершить огненную казнь над собственными — порою — племянниками, а иногда и детьми.

Кровавая вакханалия завершилась логично и просто — вырезав вместе с «проблемными» детьми поросль вообще всех одаренных и немалую толику просто умных и талантливых, вместе с кузнецами, учеными, книжниками, лозоходцами, мельниками и иным людом, традиционно приписанным к нечистому, Европа ослабла и пала под копыта монголо-татарского нашествия, спокойно добравшегося до большой воды на западе, не заметив более-менее значительного сопротивления и народного неприятия. Инквизиция новым хозяевам была ни к чему, как и сильное духовенство — вместо них продвинули людей из народа, накрепко затвердив исключить любые проповеди об «избранности свыше», потому как в ставке хана на это другая точка зрения. Вот выживших феодалов оставили на тронах — местным было проще собирать налоги и переправлять серебро на восток, в качестве «пряника» и взятки отдав им все орденские и храмовые земли. Собственно, после этого католичество столетиями возвращалось к прежней структуре — там, где уже не было денег, а значит и власти, амбициозным одаренным делать было нечего. Да и высшая аристократия как-то не стремилась исповедоваться вчерашнему пахарю, оставив веру народу — заодно и переписи населения велись, чтобы знать, с какого подворья какой налог.