Надежда Первухина - Вежливость королев

— Если они нападут на нас, а они нападут, потому что замок Дюбелье-Рено стоит заслоном на пути бандитов из Деметриуса в столицу, то все мужчины будут защищать поместье до последней капли крови. И, может быть, — тут в Уильяме не вовремя проснулся поэт, — я, истекая кровью, умру у ног твоих, любимая!

— Еще чего! — охладила поэтический пыл возлюбленного благоразумная даже в собственном страхе Карина. — Что у вас, у мужиков, постоянно какие-то замыслы дурацкие! Вечно вы считаете, что доставить женщине удовольствие можно лишь каким-нибудь ненормальным способом! Нет, ну посуди сам, разве это не извращение: «Любимая, дай умереть у ног твоих!» А ты перед тем, как, допустим, помирать, головой подумал, что потом «любимая» с твоим трупом делать будет?! Куда его потащит на своем же, извиняюсь, горбу?! И вообще, когда у твоих ног валяется труп, удовольствия в этом никакого. Так что выбрось такие бестолковые мысли из головы и изволь-ка не умирать у моих ног, а за них сражаться! При этом Карина на мгновение фривольно приподняла подол своего платьица, наглядно демонстрируя Гогейтису, что за такие восхитительные ножки (да еще в шелковых искристых чулочках с пышными кружевными подвязками) ему — магу, ученому, поэту и любовнику — сражаться следует с мощностью и неутомимостью разъяренной шаровой молнии, ежели таковые вообще имеются в природе.

— Дорогая, — стиснул в объятиях Карину ученый маг, — ради тебя я пойду на все!

Еще одна фраза из сборника под названием «Самые расхожие и невыполнимые мужские обещания». Карина такой сборник как-то в метро купила у разносчика всякой информационной инфекции. Тут же, в метро, прочла, оставила на сиденье и напрочь, окунувшись в московский омут, позабыла. А теперь вот вспомнилось почему-то…

— Погоди. — Карина деловито высвободилась из объятий и принялась пристально разглядывать шкафы с книгами. — А скажи, Уильям, есть ли книги, в которых написано, как можно победить этих самых Удаленных?

— Вы полагаете, Главный Советник, что у меня это получится?

— Безусловно, ваше величество.

— Вот досада! Извините, герцог. Я никак не могу привыкнуть ни к покрою этого… платья, ни к тому, что здесь все называют меня «ваше величество»… — Бывшая гражданка Монохроммы Кириена Суорд стояла в так называемой «комнате для королевских рукоделий» и недовольно оглядывала себя в огромное зеркало.

Сзади, подобный тени, немногословный и внутренне донельзя довольный собой, стоял герцог Асбесто Бетонн Винилл Герметикс Дюбелье-Рено.

Он готов похвалить сам себя — не зря он вытащил с каторги Гогейтиса. Не зря позволил ему совершить дело, в которое до сих пор верится с трудом.

Но сейчас Советник поздравлял себя даже не с этим. А с тем, что сделал абсолютно политически правильный выбор между двумя дамами. Та, оставшаяся в замке на попечении Уильяма, пригодится разве только для того, чтобы устраивать милые беспорядки во время очередного дворцового празднества с непременными переодеваниями, масками и тайными порочными шалостями в укромных комнатках для утоления скорой страсти возбужденных высокородных фаворитов. А эта…

Ни о каких укромных комнатках не может быть и речи.

Уже при одном взгляде на выражение лица Кириены Суорд…

О, прощения просим, королевы Абигейл.

И ко всем прочим достоинствам, корона сидит на этой даме как влитая.

Смотреть приятно.

— Извините, герцог…

— Ваше величество, пока мы с вами находимся наедине, я хотел бы, чтобы вы запомнили одно простое правило: тарсийские женщины, а тем более королевы, никогда не извиняются.

— О! — Выражение лица Кириены стало совершенно непередаваемым.

— Да. В Основном Законе Тарсийского Ожерелья даже есть на этот счет целых два пункта.

— Каких же?

— «Пункт первый: женщина всегда права. Пункт второй: если женщина не права, смотри пункт первый», — процитировал по памяти герцог.

— Это очень глупый закон. — Кириена дернула обнаженными плечами. — Человек не может быть прав или не прав в зависимости от своего… пола. Нет, все-таки это платье ужасно! И это королевское повседневное?

— Да, примерно…

— Бесстыдно открыта грудь. Почти вся. Ужас… Кто только шил такое?!

— Казнить вашего личного портного, королева?

— Перестаньте, герцог! Я не до такой степени жестока, как вы изволите полагать. Однако платье слишком вызывающее. Можно ли думать о государственных вопросах, когда тебе поминутно кажется, что окружающие только и делают, что глазеют на твою грудь! Это некоролевский подход.

Герцог внутренне сиял. Нет, он не ошибся в выборе. Эта дама нравственно безупречна. Непреклонна. Чиста и непорочна, подобно снеговому хрусталю Гор Последнего Перехода. Хотя… В какой-то мере его, Рено, это задевает. Не как Главного Советника.

Нет, тут, пожалуй, иное…

Но об этом Главному Советнику думать не положено.

— Герцог! Вы не слушаете меня?!

— Простите, ваше величество, отвлекся…

— То-то и оно, — со странной многозначительностью в голосе произнесла Кириена.

— Но теперь я весь внимание. Что вам угодно, госпожа?

— Мне угоден другой, более скромный и благопристойный наряд, в котором я не буду похожа на… на… словом, не буду. Что? Вы намерены со мной спорить?

— Простите, да, к сожалению. Ваше величество, именно это платье предназначено было королевой Абигейл для официальных заседаний на Королевском Совете. И если вы появитесь в другом наряде, подмена будет слишком заметна.

— Проклятие. Ваша королева отличалась дурным вкусом. И…

— Ни слова больше! — предупредительно потребовал герцог. — Королева — вы. Все, что вам угодно сказать, вы говорите о самой себе.

Кириена только вздохнула. Зеркало отразило ее — прекрасной, величественной и немного растерянной. Самый что ни на есть королевский вид.

— А Совет через час? — для порядка спросила она.

— Час с четвертью, ваше величество.

— Да, за такое время платье мне не перешьют. Тем паче что его бесстыдство закреплено параграфом дворцового регламента… Послушайте, герцог! Дайте мне ваш шарф! Думаю, такая незначительная деталь туалета регламента не нарушит.

Шею герцога действительно украшал искусно сложенный в несколько складок длинный полупрозрачный темно-синий шарф.

— Но Кириена…

— Ах вот как? Попросила шарф — и из «ее величества» сразу стала просто Кириеной? Ненадолго же хватило вашей учтивости, высокородный герцог!

— Но… Поймите меня правильно, я не смел и думать…

— Меня не интересует, герцог, что вы смеете, а что — нет. Не смеете пожертвовать своим шарфом? Прелестно! В таком случае я отказываюсь идти на Совет. Нет, я просто не смею идти на этот Совет! Я решительно не желаю, чтобы на мою грудь похотливо взирали мужчины!