Антон Антонов - Меч Заратустры

По первой профессии он был ювелир, а по второй – заключенный, сидел при Сталине по политическим статьям, при Хрущеве – по валютным, а при Брежневе – по хозяйственным, но дети от греха пошли в инженеры и в трудный час не забыли старика, взяли его к себе на «ЗиЛ».

А теперь настали такие времена, когда кузнец с опытом, как у Даниила Ароновича, превратился в фигуру стратегического значения, и ему порой было легче достучаться до самых верхов, чем даже самому генеральному директору.

И некоторое время спустя на заводе появился человек с той самой Лубянки. Официально он доставил на завод секретный заказ на мечи, кинжалы, копья и арбалеты для кремлевской службы безопасности, но не поленился зайти к старому мастеру, чтобы в присутствии его ближайших учеников сообщить:

– Есть один человек, по приметам очень похож на вашего клиента. Одевается как ниндзя и без конца твердит, что всех людей надо убить. Его считают лидером секты садомазохистов, которая орудует в Шамбале у Царя Востока, но людей они вербуют здесь, в городе и среди дачников. Но толком про него никто ничего не знает. Разве что кроме одного. Его зовут Заратустра.

Бывший журналист Тимур Гарин, которого сторонники называли президентом Экумены, то есть всей обитаемой территории от самых дальних партизанских лесов на западе и до затерянных в поднебесье долин Шамбалы на востоке, в принципе лояльно относился к пророкам и проповедникам, которые нескончаемой чередой наведывались в Белый Табор чуть ли не со дня Катастрофы, когда Москва осталась одна на свете, а вокруг нее простиралась бесконечная белая пустыня.

С тех пор на месте пустыни поднялись леса, но пророков не убавилось, и Гарин давно перестал обращать на них внимание. У него было много других проблем, хоть и подчинялась ему на самом деле далеко не вся обитаемая территория, а лишь небольшая часть ее к западу от Москвы.

Однако проповедник, который явился в Табор на Ивана Купалу, достал президента Экумены всерьез.

Началось с того, что он потребовал прекратить бесовские игрища у воды, а когда никто и пальцем не пошевелил, бросился наводить порядок собственноручно. А поскольку он был не один, потасовка вышла изрядная.

Но и это еще полбеды. Ну, помяли валькирии больных на голову сектантов, те прокляли валькирий и разошлись с миром – с кем не бывает. Но настырный проповедник не унимался. Он потребовал выдать ему на расправу ведьм и колдунов, а также еретиков, к коим причислял поголовно всех ученых и медиков.

Ученые досадили ему тем, что еще в первые дни Катастрофы установили непреложный факт: Москва таинственным образом переместилась с земли на неизвестную планету под небом, где нет ни одной знакомой звезды. А это как-то не вязалось с библейскими текстами, особенно если понимать их буквально.

– Сказано в Писании – нет человеку обиталища кроме земли, и нет Бога кроме Господа, – выкрикивал проповедник, представ перед лицом президента Экумены. – Слуги сатаны, еретики и безбожники надломили веру в Бога истинного, и Господь наслал на Землю очищающий вихрь всесожжения. Но жив Господь, и вера не умрет! Наступает последняя битва, и Князь Тьмы собирает свое воинство, но нет ему дороги в священный город, ибо он – Третий Рим, а четвертому не бывать. Поднимайтесь, верные, вострите мечи, седлайте коней – враг у ворот!

Но все это не произвело ни малейшего впечатления на безбожника Тимура Гарина, который подобно тетрарху Ироду в рок-опере Jesus Christ Superstar прервал выкрики проповедника одной фразой:

– Докажи, что ты не шут – перейди пешком мой пруд.

После чего был проклят и предан анафеме сам вместе с потомками до седьмого колена.

Но Гарин твердо стоял на своем – пока не перейдешь пруд по воде, яко посуху, никаких колдунов и еретиков я тебе не отдам. Если ты – посланник Божий, продемонстрируй это наглядно. И поторопись с чудесами, пока у зрителей терпение не лопнуло.

– Бросьте колдунов в огонь! – продолжал надрываться проповедник, и в конце концов терпение лопнуло у самого президента Экумены.

– Ну, это уже совсем бессмысленное расточительство, – заметил он. – От живых колдунов гораздо больше пользы, чем от жареных.

После чего проповедника вытолкали из Белого Табора взашей, и ученые вздохнули с облегчением.

А было их в Таборе много, больше даже, чем в Московском университете на Воробьевых горах, хотя там тоже оставались еще профессора и студенты.

Московские высотки, с которых видно все на много километров вокруг, удерживала в своих руках военная разведка. Считалось, что она подчиняется Кремлю и Маршалу Всея Руси Казакову, но на самом деле Аквариум вел свою игру и давно не зависел не то что от Кремля, но даже и от Генерального штаба.

Аквариум открыто враждовал с Лубянкой и тайно поддерживал умеренно дружеские отношения с Гариным, которого Кремль считал своим главным врагом.

Через год после Катастрофы в Москве вообще было трудно понять, где государственные органы, а где новые мафиозные группировки, которые скрываются под старыми добрыми именами спецслужб.

Кем, например, считать дзержинцев, которые занимаются рэкетом и разбоем вниз по Москве-реке между городом и Шамбалой? Когда-то это была славная дивизия внутренних войск имени Дзержинского, но теперь она проходила в лубянских документах, как преступная группировка во главе с авторитетом по кличке Феликс.

Проблемой трансформации государственных и общественных структур в иные сообщества специально занимались некоторые социологи и политологи, потерявшие привычную область применения своих знаний. А попутно, чтобы не умереть с голоду, они выполняли заказы этих самых структур.

В одних кабинетах сочинялись долгосрочные программы действий для Маршала Всея Руси Казакова, мечтающего восстановить власть Кремля за пределами Садового кольца. А по соседству другие ученые писали рекомендации для Тимура Гарина по вопросу, как возродить цивилизацию в Москве и вокруг нее.

Впрочем, иногда то и другое делали одни и те же специалисты, которых вовсе не смущало, что для Казакова нет врага страшнее, чем Гарин, и наоборот.

Но все это словоблудие было по большому счету столь же абстрактным, как составление новых карт звездного неба или расчет энергии, необходимой для переноса Москвы с земли на другую планету.

Вот биология – это совсем другое дело. Она еще в период большого голода и первого исхода стала прикладной наукой номер один. Тогда и появилась новая поговорка: «Ботаник – это звучит гордо».

Поначалу ботаников сводили с ума растения, которые произрастали в белой пустыне со скоростью до полутора метров в сутки. Ели и дубы тянулись к небу быстрее бамбука, а первые урожаи пшеницы и картошки вызревали за неделю.