Александр Рудазов - Сын архидемона

Допрашивая еретиков, он весьма поднаторел в этом искусстве.

— До обеда можешь отдыхать, тварь, — неохотно отпустил меня Торквемада. — Но не забывай молиться.

Разумеется, как же иначе. Поплотнее закутавшись в рясу, я отправился бродить по деревне — искать, кого бы перекусить. Остальные монахи тоже все разбрелись — никого не вижу, только Направлением чувствую.

Хотя нет, вон под деревом пристроился брат Юхан с клещами. Лечит местному больному зуб. Пациент сидит ни жив ни мертв — наверняка уже жалеет, что попросил о помощи святую инквизицию. Конечно, орден святого Доминика в вырывании зубов толк знает только обычно они выдирают их все — один за другим, по очереди.

— Именем Божьим, приступаем к удалению зла, — сурово произнес брат Юхан, налагая клещи на зуб.

— Ы-ы святой отец, а больно не будет? — жалостливо простонал крестьянин.

— Будет, сын мой, будет. Будет очень больно. Через страдания, через мучения придем мы к свету!

— А-а-а-а!!! — взвыл пациент, хватаясь за щеку.

— Уже все, — продемонстрировал крошечный белый комочек инквизитор. — Дьявол покинул тебя, сын мой. Вот, подержи во рту освященное вино, а потом глотай.

Кстати, говорили они по-молдавски. Или по-венгерски — я уже запутался в здешних наречиях. Их тут до хрена и больше — в каждой деревеньке свое. Первоначально я вообще не понимал ни слова, но понемногу начал приспосабливаться и теперь суть вполне улавливаю. Через два слова на третье, о половине так вовсе догадываюсь, но все же могу нормально понимать.

Вообще, самый лучший способ учить языки — побольше болтаться среди их носителей. А мы вот уже почти три месяца без устали мотаемся по Восточной Европе, среди Карпатских гор. Путешествовать в Средневековье оказалось плевым делом. Конечно, в этом мире нет быстрого транспорта — только пешком, верхом или на корабле, — зато нет и бессмысленной бюрократии. В большинстве стран не нужны ни визы, ни паспорта, ни вообще документы. Езжай куда хочешь.

Нет и особых проблем с финансами — на протяжении всего пути можно ночевать просто в гумне или странноприимном доме. Монашеские ордена содержат их целую кучу — особенно вдоль маршрутов паломников. Столоваться можно в многочисленных монастырях — разносолов там не предложат, но миску супа и краюху хлеба дадут всегда.

В крайнем случае можно просить подаяние. Нищенство тут не считается постыдным — даже благородный рыцарь не погнушается протянуть руку, если в кармане гуляет ветер. А вот я, наверное, все-таки не смогу — смирение смирением, но внутри все протестует при одной мысли. Другой менталитет.

Впрочем, Торквемаде столь унизительные методы не требуются. Он и его команда — люди непритязательные. Спят на голой земле, питаются подножным кормом, из имущества у каждого только четки да Библия. А если уж совсем жрать нечего, Торквемада подходит к первому встречному толстосуму и просит оказать услугу простому великому инквизитору. Пока что никто не отказывал. Добрый здесь народ живет.

Кстати насчет жрать нечего. Есть уже хочется довольно сильно. Я, в отличие от братьев-монахов, питаюсь не только медом и акридами — меня такая диета живо в могилу сведет. На каждой остановке шарюсь вокруг, охочусь на всякую бегающую и летающую живность, рыбку ловлю. Доминиканцам тоже каждый раз предлагаю, но они обычно отказываются, блюдут чего-то там.

В деревнях, конечно, дичи небогато — разве что ворону какую изловишь или крысу. Зато домашний скот — ну буквально на каждом шагу. Я быстренько облюбовал симпатичного жирного поросенка, подозвал настороженно глядящего на меня мужичка, сунул ему пару серебряных талеров и попросил:

— Зажарь мне этого поросеночка, добрый человек. Очень уж он мне приглянулся.

— Но как же, святой отец, сегодня же постный день — растерялся добрый человек.

Я позыркал вокруг, проверяя, нет ли поблизости Торквемады, потом размашисто перекрестил свинку и возвестил:

— Именем Божьим, сие порося да обратится в карася. Зажарь мне эту рыбку, добрый человек.

Мужичок понимающе кивнул, покрепче сжал серебряки и поволок поросенка на задний двор. Я почувствовал, как во рту начинает скапливаться слюна.

— Перекусим, а, Рабан? — жизнерадостно прохрипел я.

— Твой уровень голода пока что приемлем, патрон, — заметил мой мозговой паразит. — Ты еще часа три можешь ничего не есть, не испытывая неприятных ощущений.

— А твой уровень занудства, как всегда, под потолком.

Да, разумеется, Рабан по-прежнему со мной. Куда ж он денется? По-прежнему дает мне дурацкие советы, рассказывает всякую нудятину, комментирует погоду и перебрасывает меня между мирами хотя этого он не делал уже почти полгода. После побега из Лэнга и ухода с Девяти Небес я ни разу не покидал Землю-1691. Подумываю о том, чтобы остаться здесь навсегда. А что? Свежий воздух, много хороших знакомых, связи в верхах, интересная работа — что еще нужно для жизни? Девушку бы неплохо, конечно, но я реалист, я понимаю, что таких извращенок на свете не водится.

А если вдруг и сыщется — нафиг она мне нужна, дура ненормальная? Еще ножиком пырнет. Хотя ножиком меня многие пыряют.

В ожидании жареной сви рыбы я устроился на небольшом пригорке за деревней. Сейчас бы пивка еще. К рыбе — самое оно.

За неимением пива я принялся повторять урок. Торквемада заставляет меня каждый день заучивать новую молитву и прочитывать ее вслух ни много ни мало — пятьдесят раз. Просто потому, что я демон. Вначале я протестовал и отлынивал, потом понемногу привык. Все равно заняться больше особо нечем.

— Господь, пастырь мой — забормотал я. — Господь, пастырь блин, забыл, как там дальше.

Открыв молитвенник на заложенной закладкой странице, я еще два раза прочитал сегодняшний урок и собирался начать в третий, когда во внутреннем кармане что-то заскреблось. Я достал порядком задолбавший меня за эти месяцы ковчежец и устало спросил:

— Чего тебе, жертва аборта?

— Эй, шестирукий, ты там? — послышался приглушенный голос Пазузу.

— Я-то там. А ты здесь. Фигли ты меня опять перебиваешь, а? Что за манеру взял постоянно лезть под руку? Не отвлекай от душеспасительной молитвы, демон.

— Ты тоже демон.

— Вот я сейчас и пытаюсь что-то с этим сделать. А ты меня отвлекаешь по пустякам.

— Выпусти, а? — заладил старую песню Пазузу. — Договоримся по-хорошему

— По-хорошему у нас с тобой не выйдет. Ты это только сейчас смирный, пока в камере. А на воле опять беспредельщиком станешь.

— Я клятву дам.

— Ну тебя нафиг, — отказался я. — Не хочу я с этим связываться. Знаю я вашего брата — обязательно где-нибудь подлянку приготовишь.

Пазузу недовольно заворчал. Я взвесил на правой средней руке ковчежец и сказал: