Роберт Говард - Джентльмен с Медвежьей речки

– И не собиралась! Я не вышла бы за него, будь он даже единственным мужчиной на Земле! Мне нужно лишь право самой говорить да или нет, и я против того, чтобы моей судьбой распоряжался какой-то деревенщина на паршивом муле!

– И вовсе Александр не паршивый, – осторожно возразил я. – И потом, Глория, я не думал тобой распоряжаться. Я просто устроил так, чтобы твой отец не выдал тебя насильно за мистера Вилкинсона. Мы же сами с тобой хотели.

– Кто это тебе сказал? – вскричала она. – Чтобы я вышла за тебя после всего, что ты сотворил с моим отцом и братьями? Воображаешь, будто тебе нет равных? Ха! Оглянись на себя: кожаные штаны, старый кольт да вытертая енотовая шапка – и больше ничего! Чтобы я за такого вышла замуж? Забирай своего паршивого мула и проваливай, пока я сама не взялась за ружье!

– Ну ладно же! – зарычал я, теряя терпение. – Ладно! Пусть, если тебе так больше нравится! В конце концов, ты не единственная девушка в этих краях, найдутся и другие, не хуже тебя, кто будет рад принять мое предложение.

– Это кто же, например? – усмехнулась она.

– Да хотя бы Эллен Рейнольдс!

– Превосходно! – ее голос задрожал от возмущения. – Вот и отправляйся к своей Эллен и попробуй обольстить эту заносчивую потаскушку своим паршивым мулом, дырявыми мокасинами и ржавым кольтом! Я и пальцем не шевельну, чтобы тебе помешать!

– И пойду! – с горечью воскликнул я. – Только я подъеду к ней не на муле, а на лучшем коне, который только найдется в горах Гумбольдта, в самом шикарном седле, на ногах будут настоящие сапоги, а в кобуре кольт с покупными пулями. Вот увидишь!

– Где же ты все это достанешь?

– Достану! – я распалился не на шутку. – Ты говоришь, я хвастаюсь, будто в здешних лесах мне нет равных? А я докажу, что это правда! Я рад, что ты отпускаешь меня на волю. Если бы я на тебе женился, то, как и все, поставил бы дом где-нибудь у ручья, да так ничего и не увидел бы в жизни и никем не стал бы, кроме как твоим мужем! А сейчас я – свободный человек! Пройду из конца в конец, и люди обо мне заговорят!

– Ха-ха-ха! – раздалось в ответ.

– Ты еще услышишь обо мне! – с этими словами я вскочил на мула и тронул его вниз по тропе. В ушах, не переставая, звенел ее издевательский смех. Я больно ударил Александра пятками под ребра. Издав громкий рев изумления, мул стрелой помчался к дому. Мгновение спустя ольховник скрыл из глаз и дом семьи Макгроу, и Глорию, и мои детские мечты.

– Она еще услышит обо мне! – в порыве отчаяния воскликнул я, выжимая из бедного Александра все, на что тот был способен. – Хватит жить затворником! Я должен показаться на людях и сделать себе имя! Она еще пожалеет! Н-но, Александр! Последние слова были вызваны тем, что вдалеке показалось дерево с пчелиным дуплом. Мое истерзанное сердце требовало утешения, а потому я решил, что слава и богатство могут немного обождать, пока я буду топить в меду свою скорбь. Я уже, можно сказать, погрузился по самые уши, как вдруг услышал голос папаши:

– Брекенридж! Где ты, Брекенридж? А-а, вот ты куда забрался. Слезай, нечего прятаться от отца. – Он приблизился. – Брекенридж, да тебя никак пчела в ухо укусила! Я дотронулся рукой до уха. Похоже, папаша был прав. Его слова направили ход мыслей в другое русло, и, очнувшись от горестных раздумий, я почувствовал, как кто-то дружной компанией кусает меня сразу в нескольких местах.

– Бьюсь об заклад, у любого другого Элкинса хватило бы ума выбрать более безопасное место для игры в прятки, – продолжал сыпать соль мне на раны папаша. – Послушай-ка, сынок: только что здесь был проездом старина Роджерс из Буффало. Он утверждает, что на почте в Томагавке для меня лежит письмо из штата Миссисипи, а почтальон ни за что не отдает его посторонним: только, говорит, лично старику Элкинсу или кому-нибудь из его семьи. Ума не приложу – кому это я понадобился в Миссисипи? В последний раз я там был, когда сражался в армии северян. Как бы там ни было, а письмо надо забрать. Мы с мамочкой решили, что поедешь ты.

– В самый Томагавк?! – У меня захватило дух. – Вот здорово, па!

– Видишь ли, – продолжал мой старик, пятерней расчесывая бороду, – ты уже достаточно взрослый, да и выглядишь старше своих лет. Настало тебе время повидать мир. До сих пор ты не отъезжал от дома, где родился, дальше тридцати миль. Твой брат Гарфильд поехать не может – он еще не оправился после встречи с медведем, а Бакнер сейчас занимается выделкой шкуры этого медведя. Ты ведь доезжал до того места, где тропа выходит на большую дорогу? Так вот: доберешься по ней до развилки и повернешь направо. Не забудь – левая дорога ведет в Белую Клячу.

– Здорово! – Я был весьма доволен таким началом. – Наконец-то выберусь на люди! – А про себя добавил: и смогу доказать Глории Макгроу, что я – черт возьми! – чего-то стою!

Итак, на следующее, утро, задолго до рассвета, я был уже в пути, подпрыгивая на спине своего неразлучного друга Александра. На дно кобуры папаша сунул мне доллар. Он решил проводить меня несколько миль и, чтобы не терять время попусту, надавал кучу советов:

– Деньги трать с умом, – наставлял он. – В карты не играй. Пей помаленьку. На полгаллона кукурузного пойла тебе хватит. Зря не задирайся, однако помни, что в округе Гонзалез, штат Техас, твоему отцу по части потасовок не было равных. Так что если заметишь косой взгляд, не жди, пока тебе съездят по уху. И еще: не вздумай сопротивляться представителю власти.

– Это еще кто такой, па? – разинул я рот.

– Понимаешь, сынок, – пустился в рассуждения папаша, – там, в поселках, есть особые люди – шерифы, чья работа заключается в том, чтобы поддерживать общественный порядок. Сам я с законом стычек не имел, но люди в больших городах не похожи на нас. Ты с ними лучше не спорь. Даже если шериф потребует твое оружие – отдай без разговоров.

Я был настолько поражен, что какое-то время ехал молча. Потом спрашиваю:

– А как я отличу его от других?

А папаша отвечает:

– Очень просто: у шерифа на рубашке приколота серебряная звезда.

Я пообещал, что все исполню в точности. Мы попрощались, и мой старик, развернув лошадь, поскакал обратно, а я продолжил свой путь по тропе.

Я остановился на ночлег поздно вечером, доехав до дороги, ведущей в Томагавк, а с первыми лучами солнца отправился дальше с таким чувством, будто отмахал уже не одну сотню миль. Начинало сильно припекать, и я подумал, что было бы совсем не худо искупаться. К счастью, вскоре среди зарослей блеснула вода, и я выехал к реке. Привязав Александра к дереву, повесил рядом одежду, а пояс с кобурой и кольтом приспособил на ветку ивы, свесившуюся над водой едва ли не на середине реки, – весь берег сплошь зарос ивняком, и я решил не пренебрегать мерами предосторожности.