Венсеслао Флорес - Человек, который купил автомобиль

- Ну, вот мы и дома! Нет ничего лучше собственного домика, где можно отдыхать от ежедневных трудов совершенно спокойно, зная, что приобретен он на честно заработанные деньги.

Тут почти у самых моих ног залаяла огромная собака.

- Тихо, тихо! - закричал дон Франсиско, чтобы ее успокоить.

- А ну пошел! - крикнул я псу, прячась испуганно за своего спутника.

Собака не унималась.

- Чертова тварь! - пробормотал мой приятель-домовладелец. - Каждый раз одно и то же! Его привезли несколько дней назад из огромной эстремадурской латифундии, и он все никак не может понять, что владения бывают и небольшие и что у его нового хозяина усадьба площадью всего в шесть квадратных метров. Ему кажется, что весь поселок его. Рамирес, позовите вы это животное!

- Спокойно, Ляжка! - раздалось за стенкой соседнего домика.

Только после этого дон Франсиско смог ввести меня в дом.

То ли от усталости после долгой пешей прогулки, то ли благодаря тишине, царящей в этих удаленных местах, я сразу погрузился в непробудный младенческий сон, а с восходом солнца мы поднялись, чтобы успеть осмотреть поселок.

Свой дом дон Франсиско показал мне с той же веселой гордостью, с какой молодая девушка демонстрирует белизну своих зубов.

Главными достопримечательностями усадьбы были сад и двор. В первом росли один пучочек анютиных глазок, один куст ползучей розы, длинная и тонкая-претонкая ветка которого карабкалась по стене домика, и одно дерево. И ничего более, ни единой травинки. Однако дон Франсиско обвел все это рукой с таким видом, словно жест его относился к просторам Сан-Ильдефонсо или Аранхуэса.

- Это сад, - сказал он.

- Очень мило, - похвалил я, задерживая взгляд, чтобы слишком быстрым осмотром не оскорбить хозяина, на каждом листе дерева и каждой веточке розового куста.

- Лучшее дерево в поселке, - похвастался он.

- Это сразу видно.

- Стоит целого леса. Да что там говорить, это дерево вполне можно принять за лес.

- О да, это лес, настоящий лес! И не самый маленький.

- Да, не самый. Что до розового куста, то он просто потрясающий. Приставная лестница, а не куст. А теперь пойдемте со мной, я покажу вам двор. Подарок судьбы, иначе не скажешь. Очень часто я прихожу домой, обремененный заботами, и уход за курами помогает мне забыть обо всем. Вы только посмотрите на них.

В крохотном закутке, отгороженном от сада несколькими досками, я увидел двух грязных, невероятно жалких кур; можно было подумать, будто они только что пришли пешком откуда-нибудь из далекой Гвинеи.

- Какой они породы? - спросил я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

- Этого не знает никто, - ответил, явно польщенный моим интересом, дон Франсиско. - Никому пока не удалось определить их породу. Более того, один мой друг принял было их за уток, другой - за сорок. Однако на самом деле это куры. И я бы не променял их и на двух страусов. Дело в том, что у этих кур есть одна удивительная особенность. Скорлупа яиц у них не такая, как у других кур, потому что известки здесь нет и им приходится клевать глину. И посмотрите, друг мой, как мудра природа. Знаете вы, из чего эти бедняжки делают скорлупу для своих яиц? Из глины. Получается нечто вроде маленьких запечатанных глиняных горшочков, внутри которых белок и желток. Какое это чудо, приспосабливание к условиям среды обитания!

- Поразительно!

Воодушевленный этим восклицанием, дон Франсиско уже раскрыл рот, чтобы продолжить, но тут вдруг из окна дома по саду словно выстрелили:

- Франсиско!

- Это моя жена, - объяснил дон Франсиско и повернулся к окну: - Что случилось?

- Пойди дай микстуру малышу, он ее не хочет пить.

- Каетана уже вышла?

- Сейчас выйдет, - ответил из окна тот же голос.

Домовладелец, порозовев, решил, по-видимому, что следует объяснить мне смысл происходящего:

- Поскольку дом... не очень вместительный, нам в нем не так свободно, как хотелось бы, и если в него кто-то входит, другой должен выйти. Вообще-то тут не дом виноват, а Каетана: уж слишком она толстая. Мы думаем расстаться с ней и взять другую служанку, в весе мухи. Тогда все будет как надо.

В двери появилась и села на пороге толстуха тридцати с лишним лет; вид у нее был усталый. Извинившись передо мной, дон Франсиско вошел, а я попытался было скоротать время, созерцая пейзаж; однако я никогда не видел ничего печальнее этих непрочных домишек, выкрашенных в веселые белый и красный цвета, но обреченных на недолгую жизнь. Я стал думать, где до этого испытал похожее чувство, и вспомнил санаторий для золотушных детей на одном из пляжей северного побережья. Дети казались тоже веселыми, но многим из них не суждено было играть на солнце следующим летом. И эти яркие домики будто воплощали в себе все несчастные судьбы, все искалеченные детства. Казалось даже, что некоторые домики сами понимают, что хватит их уже совсем не на много дождливых зим, и окна их смотрели грустно, как глаза больного, а черепичная крыша напоминала берет, который низко надвинул себе на лоб боязливый ребенок...

"Может, их укрепили бы несколько инъекций цемента", - подумал я и перевел взгляд с этого зрелища, от которого сжималось сердце, на ветку ползучей розы на стене дома.

Я увидел улитку и схватил ее двумя пальцами.

- Наверно, вам не захочется огорчать дона Франсиско, - сказала толстуха, которая, подпирая подбородок руками, сидела по-прежнему на пороге, - поэтому советую вам посадить назад этого вредителя.

- Какого вредителя? - спросил я.

- Да улитку, которую вы сняли. Эта лучшая из всех, какие у нас были. Она уже три дня в усадьбе и, похоже, сеньору очень нравится.

- Нравится? Чем? - изумленно пробормотал я.

- Вы еще спрашиваете! Сеньор очень переживал, что в саду нет вредителей. Заявлял, что все его друзья, у кого есть усадьба, толкуют о вредителях без конца, будто без них никакого сельского хозяйства даже быть не может. А у нас ни бабочки, ни гусеницы, ни букашки какой - из тех, что людям не дают покоя, растения губят. Тогда сеньор решил, что сам добудет вредителя. И однажды принес улитку.

- Это делает ему честь, - произнес, подумав немного, я.

- Но в первую же ночь она уползла, тогда сеньор принес другую. Эта тоже уползла. И после нее сто других. Так долго, как эта, у нас еще не задерживалась ни одна. Ту, что была до нее, мы привязали к дереву на нитке, очень длинной - улитка по всему саду могла ползать, только уползти из него не могла. И представьте себе: на другой день покончила с собой!

- Покончила с собой?

- Да. Переползла во двор и отдала себя на съедение курам - им раза два клюнуть пришлось, не больше. И даже часть нитки, привязанной к дереву, проглотили, это и помогло сеньору узнать, что случилось.

- И почему, как вы думаете, они у вас не живут? - уже обеспокоенный, спросил я.