Людмила Астахова - После зимы [СИ]

Возможно, если бы в личных апартаментах императора убрались как следует, привели всё в порядок, проветрили, то и ощущение не было бы таким гнетущим. По сути, юнго обитал в музее. Всем этим вазам, скульптурам, курильницам, картинам с гравюрами, драгоценным коврам, мебели с инкрустациям из драгоценных камней не место в личной спальне. Жить в таком месте странно, умирать, надо думать, так и вовсе страшно.

Маэда брезгливо поморщился, когда взгляд его споткнулся о скомканное одеяло и черное пятно на шелковой, цвета ванильного мороженого простыне, щедро затканной по краю золотыми бабочками. Для полноты картины из-под кровати стыдливо выглядывал эмалированный бок подкладного судна.

Правы были древние мудрецы, когда называли смерть непристойной девкой и бесстыдницей. Когда она приходит, то самое сложное сохранить хотя бы каплю достоинства. Кем бы ты ни был — императором или пастухом — в свой последний миг ты будешь унижен. Вот так и проходит мирская слава. В голову капитану Маэде настойчиво лезло что-то пафосное, монументальное и отлитое в бронзу из школьной хрестоматии, когда среди царского тряпья он разглядел корешок книги в кожаном переплете. Та преспокойно лежала в изножье развороченной постели, словно её только что отбросили в сторону. Кай даже поспорил сам с собой, что это и есть тот самый «Ларец». И, конечно, выиграл спор.

И уже взяв томик в руки, увидел вдруг всё так, словно каким-то немыслимым чудом очутился невидимкой в опочивальне в ту историческую ночь…

Приглушенный свет единственного ночника — стеклянного шара с морозным узором, прерывистое дыхание умирающего, его сдавленный то ли стон, то ли плач, ядреная вонь смеси запахов камфоры и мочи. Никого нет — ни медперсонала, ни охраны, ни придворных, дворец совершенно пуст, а по широким коридорам гуляет осенний ветер. Скрипят ставни. Императрица сидит рядом с умирающим мужем и читает ему вслух, но голос не дрожит и не дробится в зеркалах её отражение. «И когда мы спустились по тропе, ведущей от перевала, перед нами вдруг открылось море…», — читает она и сжимает холодные влажные пальцы императора в своей ладони, контрастно горячей и живой…

— Блин, Маэда, вы, что ли, наркоты здешней надышались?

— А?

— Я вас зову-зову, а вы смотрите в одну точку и молчите.

Истеричные нотки в голосе особиста Каю показались странными. С чего бы ему пугаться?

— Хрен его знает, что они тут в курильницах жгли. До сих пор воняет.

— Это — камфора, — проворчал Кай не оборачиваясь, чтобы успеть спрятать книгу за пазуху. — Она стимулирует дыхательный центр. Должно быть, император задыхался.

— Когда наши вошли сюда, он уже пару часов как мертв был. Она его только одеялом укрыла по самый подбородок, — решил внезапно поделиться воспоминаниями Яно. — Сидела рядом, книгу читала, спокойная такая.

— Вряд ли императрица стала бы голосить, как обычная вдова. А может уже давно смирилась, пока юнго болел.

Капитан Яно поморщился, словно унюхал в мешанине неприятных запахов болезни и смерти, какой-то особо мерзкий.

— Терпеть не могу это слово. Юнго. Блин, как будто покойник Шэнли до сих пор вам государь и повелитель.

— Не нужно преувеличивать, я просто пользуюсь терминами ситтори. Мне так удобнее.

— Но патриотичнее ли?

Кай понимающе усмехнулся:

— Помогали капралу Коико писать очередной донос?

И по тому, как собеседник быстро отвел взгляд понял, что угадал. Или почти угадал, неважно.

— У меня в ящике стола лежат уже три доноса на вас, между прочим.

Как там сказала императрица: «Что же нам теперь делать?» Удивительно, что их всего три, а не тридцать три. Не то, чтобы капитан Маэда нисколько не боялся бдительных парней из Особого отдела, но у него было важное задание от командования, которое служило и мечом и щитом от любых нападок.

— А если вдруг облажаетесь? Вдруг испортите всё дело? А трибунал учтет все мнения, и доносами не побрезгует. В курсе?

Капитан Яно словно мысли читал.

— Вам-то какая от того печаль? Это ж меня судить будут, не вас.

— Предположим, что я вам искренне симпатизирую. Как человеку и сослуживцу. Может такое быть?

И голову к плечу склонил эдак кокетливо. Чего у особиста было в избытке, так это обаяния. Простого, нисколечко не наигранного, происходящего скорее всего от природной беззлобности натуры. Такие парни никому не сделают ничего плохого по собственной инициативе. До тех пор пока не получат соответствующий приказ. Но если уж дана команда…

— Что ж, спасибо за доверие, капитан Яно.

— Экая у вас мина кислая, Кай, а я ведь серьезно хочу вам помочь. Хватит уже исполнять её хотелки, — Яно сделал красноречивый жест. — Вы не мозгоправ, вы — военный, вы не обязаны искать подходы и выяснять мотивы. И уж тем более вы — не детектив, чтобы собирать улики…

Каю очень быстро надоело слушать очередную речь о том, что ему надо думать и делать.

— Спасибо за наставления, Рэн, — прервал он монолог особиста. — Я непременно учту ваше мнение. Кстати, а где была в ту ночь барышня Лоули? Ну, когда умер юнго?

Яно осекся, уставившись на собеседника, пока до его сознания доползал смысл заданного вопроса.

— Эта? Она у входа сидела, стерегла, — указал он на дверь. — Где ж ей еще быть?

— А барышня Хагута где в это время находилась?

Особист сморгнул.

— Не знаю.

— Ах да, точно! — тут же «вспомнил» Кай. — Я же вас уже о ней спрашивал.

Свой завтрак Кай проглотил так быстро, что в памяти не отложился ни вкус, ни запах, ни вид еды. И только увидев поднос приготовленный для императрицы, он вспомнил, что это была ячневая каша с колбасой. Венок из цветов (каша) окаймлял ровненький, ярко-розовый от избытка нитрата натрия кружок вареной колбасы с прожаренным знаком-пожеланием здоровья.

— Капец, — прокомментировал капитан Яно, заливисто отсмеявшись. — Я уже устал удивляться этим ситторийским заморочкам.

Если честно, то Маэду тоже бесили местные выкрутасы с едой и он раз сто успел пожалеть, что пошел на поводу у императрицы. Да какая разница, как дряная каша и самая дешевая колбаса, которой в Арайне ленивые хозяйки кормят кошек, разложены на тарелке?

Он проснулся раздраженным потому, что заснул в бешенстве. «Ларец» не давался специалисту по ситторийской культуре. Не было там никаких пяти смыслов! Там бы и одного-то смысла наскрести хорошо если на чайную ложку. Мальчишка путешествует в компании с волшебным существом — котомедведем. Скучнейшие описания природы перемежались еще более унылыми диалогами, написанными в старинной цветистой манере, от которой глаза устают уже через страницу текста. Маэда перечитал первую главу раз пять и кроме простенького акростиха в первом абзаце ничего тайного не обнаружил. И очень быстро почувствовал себя невеждой, бестолковым школяром, бьющимся над простенькой задачкой на сложение дробей.