Владимир Савченко - Должность во Вселенной. Время больших отрицаний (сборник)

…Это была одна стотысячная от того, что требовалось для задуманной в конце сентября К-Атлантиды. Но все-таки не пустое место, не «корыто» и не баржа.

Первая сложность: как на сии осколки планеты взбираться? Километр высоты – это гора. НПВ-баржи и НПВ-катера скользили вблизи титанового дна полигона на крутом барьере, то есть совсем внизу. И причаливали к камням внизу. На валуны с Теберды еще как-то карабкались; фрезерными Ловушками проделали ступени, тропки. Но на километр ввысь это надо быть альпинистом. Да еще тащить технику.

Принялись мудрить с НПВ-лифтами – развитие той же «На!»-транспортировки. Это было шатко и опасно; мало того что все работавшие с крутым НПВ ходили безбровые, безусые и всегда будто стриженные наголо, но ведь еще есть эффекты РР (оставляющий без одежды и обуви) и даже СВ…

Тут, спасибо ему, вмешался Геннадий Борисович. Он имел свои виды на эти камни:

– Нет-нет, cher ami, мне Альпы не нужны, надо все разровнять. Чтоб было как у нормальных островов: берег низкий, а вглубь можно и повыше. Вообще, мне эти валуны ни к чему, дробите их к чертям. На камень не сеют. Что, трудно? Ну-ну!.. Ах-ах!.. Смогли вон откуда добыть, а теперь им трудно!..

Верно, смогли и раздробить. С Внешкольца НПВ-лучиками. До щебенки и пыли. Срезали все выступы и верхушки, разровняли. Получился настоящий остров в середине полигона, размером десять на одиннадцать километров. Низменные берега у НПВ-моря без воды, далее плато с холмами.

…Кроме МВ-солнц на все их усилия и достижения издевательски (пророчески?) смотрел Сорок девятый астероид с гребнем-шестеренкой. Его не тронули, так и оставили в центре.

– Теперь другое дело, можно работать. Площадь как раз как у знаменитой Аскании-Нова, – подытожил ГенБио. – Так давайте и назовем: Аскания-Нова-2. И сделаем не хуже той!

Он начинал в Аскании-Нова, в степях Херсонщины, молодым зоотехником до войны.

– Атлантида на «А» и Аскания на «А», – покривился Миша Панкратов. – Хай будэ.

…Но еще до того выпятился снова Вася Шпортько, который добыл необходимого человека-идею почти так, как в свое время добывал поросят для ускоренного откорма: через папу. Именно к Иорданцеву повезли они тогда директора, явившись к нему при всем параде.

Впрочем, уподоблять эти их действия тем, а равно и эту проблему той – профанация. Просто оскорбительно. Все было возвышенней и глубже.

Вася Шпортько, ныне начальник филиала в Овечьем, был любителем фантастики. В частности, писаний того самого зловредного хохла Савченко (возможно, из-за одинаковости окончания фамилий); в частности же, дважды прочел его роман «За перевалом». Этот роман оказался особенно близок его сельскохозяйственной душе.

Да и сверх того, душой этой он чуял неладное, неудовольствие – особенно когда начали загребать Ловушками природные тела. Из горной местности и вообще. Пока так брали имущество, ценности у других людей, это ладно – время такое, чтоб не плошать, все так делают. Но у безответной природы брать… как-то оно не того. Люди, особенно многоимущие, конечно, сволочи, но природа-то нет – зачем ее обижать?

Ладно, сейчас пока еще берут камни, но дальше-то на эти камни надо, как масло на хлеб, класть слой подпочвы, а на него почву, чтоб все росло и жило – иначе ж никак. Никакой Атлантиды не получится. И что же, начнем хапать так благодатный катаганский чернозем с тысяч гектаров? Подобно немцам, которые, батя рассказывал, вагонами под охраной автоматчиков перли его в свой суглинистый Дойчланд? Ой, не то делаем, не то!..

(В уме у Васи маячил именно проект К-Атлантиды, обширного Материка; он не во всех разговорах участвовал и не знал, что путь к нему чем дале, тем сложнее – можно не дойти. В воображении рисовалось, как стаскивают отовсюду на полигон плодородные почвы. Обдирают, оголяют степи, поля и луга…)

– …А вот у Савченка в том романе почвы – и даже начальную живность на них – создают микробиологически. Из пробирок, из ничего. Из мертвой породы на пустых планетах – все равно как на астероидах. Была бы энергия.

– …А энергии-то у нас тут предостаточно.

– …А у бати есть знакомый ученый-микробиолог, перед которым он благоговеет.

И Вася, старший инженер Василий Давыдович Шпортько-младший, человек от земли, от природы, понял: его час снова пришел.

…Именно так в порядке действий с опережением по подмоченной доктрине Бурова (чтоб не опосля) был привлечен в Институт НПВ еще один необычный человек. Его прозвище ГенБио можно было расшифровывать как по имени, так и как «генеральный биолог», а то и как «гениальный биолог» – последнее тоже шло в масть.

Привлекли для оживления Материка, которого еще не было и не ясно, создадут ли его вообще. Отец Васи знал Иорданцева со студенчества, он преподавал им микробиологию в Катаганском сельхозинституте. Это было еще до войны. Знакомство возобновилось после переезда ГенБио в Катагань.

В родной город Геннадий Борисович вернулся к концу века, и календарного, и своего, – доживать. Вернулся после работы во Франции, в Пастеровском институте, у знаменитого соотечественника-микробиолога, автора хемосинтеза, С. Н. Виноградского – после участия в Сопротивлении, после многих открытий, книг, дел, перемещений и мытарств. Вернулся академиком ВАСХНИЛ, героем соцтруда, лауреатом, почетным членом Французской академии, Лондонского Королевского общества и прочая, и прочая.

Все это пришло отнюдь не сразу… В конце 1940-х, когда он прибыл в Советский Союз помогать Родине подниматься из руин после войны, то попал как раз на самую лысенковскую «охоту на ведьм» в биологии. Понятно, что его – с зарубежным прошлым и свободными взглядами на развитие наук – оставить на свободе было нельзя. Никак. Да к тому еще кавалер ордена Почетного легиона – не Красного Знамени, не Ленина… «Нас не поймут». Шесть лет он провел под конвоем в «шарашке» за Уралом, участвовал в разработках биооружия и мер защиты от него, не слишком, впрочем, усердно.

Потом реабилитация, восстановление доброго имени и званий, работа в Подмосковье – на сей раз успешная, увенчанная премиями и наградами. Когда после крушения СССР началась под видом «демократии» эпоха свинства и отупения, перехода с прямохождения на четыре лапы (его определения и его отношение к этому делу), многие умы потянулись на Запад, Геннадию Борисовичу поздно было везти свои мозги обратно в Пастеровский институт. Он вернулся в родную Катагань.

Жил уединенно с двумя родственницами и своим «вечным лаборантом» Витюшей, шестидесяти лет. В колхозе Давыда Никитича, отца Васи Шпортько, он был вроде почетного агронома-зоотехника – наезжал порыбалить, осматривал все, что растет и пасется, давал дельные советы.