Борис Прохоров - Костер для сверчка

Реакции ее испугался не один он..

— Врешь!— Потом тише. — Разве убил не?..

— Это сделал Соратник! Я видел смерть Зиновия Егоровича собственными глазами...

— Та-а-ак. Спасибо за весточку от покойного. А теперь уходите, пока не заметил Жапис...

Ростислав и дама-олень скрылись за оградой стоянки.

Старуха проводила их остекленевшим взглядом. «Хорошо, доброе — за доброе. Пару часов форы я вам обещаю. Клянусь, что передам о встрече, с вами не раньше, чем через пару часов! И я знаю, кому передать в первую очередь... Чтобы вышло смешнее».

Камера была тесной. Треть помещения занимали, невесть зачем облицованные листами нержавеющей стали — словно то была не камера, а морг, — нары.

Валерик пересек камеру юзом. Чувствительно ударился лбом о чугунный радиатор отопления, также неуместного для спецпомещения полицейского участка. Квадратная фигура полицейского заняла собою проход. Наймушин умел подбирать кадры. «Слон» в форме работал кулаками так, как Валерику сроду не снилось.

— Раскормили тебя...

Стоять на четвереньках — унизительно, Подняться сразу не хватало сил. Ногти Валерика скребанули по скользкому, будто лед, железному полу и, сорвались.

Двуногий «слон» наблюдал за усилиями арестованного с полнейшим равнодушием. Вот он пожевал губами, изображая работу мысли. Мозги «слона» взвизгнули от напряжения. Или нет — это Валериковы пальцы повторно сорвались с края бронированных нар.

— Помоги встать.

Полицейский приблизится. Поднял Валерика одной рукой и... рубанул кулаком в живот...

Он корчился на полу. Плохо сознавал, как его раз за разом ставили на ноги, чтобы следом вышибить из него дух... Так продолжалось бесконечно долго. Пожалуй, впервые в жизни Валерик соскочил с наезженных рельс, больше не ориентируясь в пространстве и времени; не представляя, что его ожидает в ближайшие же минуты.

— Хорош... Буду говорить.

— А мне без разницы. Можешь молчать. Молчаливого «полировать» удобней.

Боль отпустила. Он удивился вслух:

— Мне, конечно, бара-бир, но зачем утруждать, если тебе от меня ничего не надо? — Про себя подумал: «Испекся! Шанцев у меня... Коли напустили такого облома, значит — конец! Он же законченный дебил; убьет и не охнет»… — А смысл?

— Какой тебе смысл нужен, гомункулус?— внезапно растянул рот в улыбке «слон».

Валерик встрепенулся:

— Ни себе черта! Словечко! Грамотный чо ли?

— Академию кончал.

— Ты? Загибаешь.

Квадратный полицейский молча присел.

— Нет, чего от меня надо?

— Мне? Ничего. Мне приказано, я выполняю, Разговаривать будешь с господином Наймушиным. Моя задача — воспитать в тебе стремление к откровениям. Думаю, задача оказалась выполнимой. Если возражаешь, можем продолжись курс процедур.

— Забавник. — Видя, что «слон» поднимается, Валерик поправился, — Согласен я, согласен.

— То-то. Имеющий уши, да услышит; имеющий голову, да побережет ее.

Он снял с пояса наручники, защелкнул их на запястьях избитого Валерика и вышел, прикрыв дверь.

Арестованного не беспокоили до глубокой ночи.

Дважды он стучал в дверь скованными руками. Первый раз его безропотно проводили в туалет, и обратно; во второй — посоветовали уняться до утра. Господин Наймушин медлил со встречей. Выжидал, в расчете на то, что за ночь Валерик дозреет до кондиции и добровольно упадет в объятия полицейского начальства. «Рисковый шеф. Или плохо осведомленный?» Не может быть, чтобы Соратник оставил Пасынка в узилище. Соратник должен сообразить, Валерик — не камикадзе. Возможно уже сейчас полумифическая Служба Профилактики готовит налет на здание, в котором по вине стервеца Наймушина пребывает многознающий помощник Соратника. Так или иначе, но что-то обязательно произойдет в ближайшие часы.

Ему удалось прилечь. Скованные железом руки он поместил на груди; левый локоть свисал, отчего цепочка наручников натягивалась, передавая напряжение на хитроумный механизм импортных оков; зубья храповика проскакивали над собачкой, и запястья пережимались все сильнее. Вдобавок избитому телу было, неловко на ровной твердой поверхности. Ощутимо ныли мышцы живота: «слон» с академическим образованием, нанося удары, метил ниже пояса, а кулаки его годились для забивания стопятидесятимиллиметровых гвоздей.

В дверной глазок посмотрели из коридора. Пришлось сесть. Снаружи, клацнула массивная, под стать «слону», задвижка.

— Жалобы у пациента имеются?— квадратный служака спросил без ироний...

— Изыди.

— Стало быть пациент доволен, — «слон» шагнул за порог.

— Не опасаетесь — ты и твой господин Наймушин?

— Кого?

— Есть кого. Мне лично бара-бир. Зато у вас могут выйти крупные неприятности.

— Любопытно взглянуть на того, кто пожелает доставить мне неприятности. — Голос полицейского упал октавой ниже. — Я бы его огорчил. — Он многозначительно покосился на свой огромный кулак.

— Кандалы-то сними...

— Поди ж ты! Держался гоголем, аж в уважение у меня попал, а из-за ерундовых побрякушек размяк.

«Слон» вернулся. Побренчал отмычкой. Ослабил наручники.

— Снять не могу, — не было приказа. Но на стопор поставил. Так что жать больше не будет. Радуйся, владей помещением. До первой зари.

Простившись со «слоном», Валерик зло сплюнул: «Попался бы ты мне, бегемотище, на воле». Впрочем, о воле оставалось только мечтать.

Подступила дрема. Он сидел, скособочившись, в углу нар. Стараясь не думать о завтрашнем дне. Строить домыслы было бесполезно. Камни и деньги у него отобрали, как совсем недавно он отобрал их у Павлика. По поводу изъятых ценностей он не тревожился. Этот след заведет полицию в тупик. В крайнем случае придется сдать Наймушину разлюбезного земляка. Заложил же Павлик его. Иначе с какой стати фараоны сели Валерику на хвост. Пусть теперь шеф полиции — выслушает сказочку про беспризорный портфель. Не было у него причин тревожиться и по поводу давних грехов: то уже списано. Вот кое-что из свежего может потянуть на... Эх! Лучше не гадать!..

На улице тоже кому-то не спалось. Тихо рокотнул, а потом смолк где-то напротив высоко расположенного окна камеры автомобиль.

Валерик насторожился.

Спустя минуту послышалась возня. Ломали оконную раму.

— Приехали!

Он вскочил. Встал посреди „камеры, заслоняя телом вид на окно.

С рамой копались долго. И это хваленые специалисты Соратника?

Наконец дерево уступило металлу. Стали видны мужские пуки, освобождающие оконный переплет от остатков матового стекла. Снова зарокотал двигатель. Через решетку проглянули тормозные огни машины.

Стальной крюк, которым завершался конец троса, вцепился перекрестье железных прутьев. Красные огоньки исчезли. Рывок!!! Решетка выскочила с меньшим треском, нежели Валерик предполагал, так что за дверью, в коридоре, все оставалось спокойно.