Александра Давид-Неэль - Посвящения и посвященные в Тибете

Мы должны исследовать: не возникает ли в разуме движение помимо состояния покоя; не движется ли он и тогда, когда пребывает в покое; является ли его подвижность чем-то отличным от его недвижимости (состояния покоя).

Мы должны исследовать, какова природа реальности этого движения, а затем каковы условия пресечения этого движения.

Мы приходим к заключению: то, что движется, не отличается от того, что остается недвижимым.

Достигнув этого момента, мы должны задаться вопросом: отличается ли разум от того, что наблюдалось как подвижное, и от того, что оставалось недвижимым; не есть ли это "самость" того, что движется, и того, что остается недвижимым.

Далее мы убеждаемся, что наблюдатель и наблюдаемая вещь неразделимы. А поскольку невозможно назвать эти две реальности (наблюдателя и наблюдаемую вещь) ни как "двойственность", ни как "единство", то их называют "границей за пределами разума" или "пределом всех теорий".

Сказано: "Сколь бы ни возвышенны были сотворенные разумом цели, они преходящи. А то, что за пределами разума, не может быть названо целью".

В "Сутре вопросов Кашьяпы" мы читаем: "Огонь добывают посредством трения друг о друга двух кусков дерева, и рожденное этим пламя сжигает оба куска". Подобно этому, рассудок, рожденный сочетанием того, что "недвижимо", и того, что "движется", и наблюдатель, созерцавший их двойственность, обращаются в пламя Мудрости".

Это медитативное созерцание называется "йогическая различающая медитация" [санскр. випашьяна], и ее ни в коем случае нельзя уподоблять "различающему размышлению ученого", ибо последний исследует вещи извне.

Наставники системы Чагья Ченпо также обучают приемам использования в целях духовного прогресса тех препятствий, которые возникают на пути. Помимо того, они указывают разнообразные методы анализа разума:

Является ли он материальным объектом?

Если он материален, то из какой разновидности материи он состоит!

Если он – объективная вещь, то какова его форма, его цвет!

Если он является ".познающим-" [тиб. шей-па], то не есть ли он некое временно проявленное представление!

Чем же является тогда эта нематериальная вещь, которая проявляется в разнообразных формах!

Чем является то, что порождает её?

Если бы разум был некоей подлинной сущностью, то его можно было бы рассматривать как некую разновидность субстанции.

В процессе дальнейшего созерцания человек приходит к заключению, что разум не есть ни нечто материальное, ни нематериальное и что он не входит в категорию того, о чем можно сказать, что оно есть или его нет.

Вопросы остаются, и мы приступаем к исследованию структуры разума:

Сложная она или элементарная.

Является ли разум простым, одиночным феноменом.

Или это нечто сложное, составное.

Если он элементарен, то почему проявляет себя в различных модификациях?.

Если он сложен, то как его можно перевести в состояние "пустотности", когда более нет ничего, кроме абсолютного единства?

Продолжая наши исследования, мы приближаемся к осознанию того, что разум свободен от обеих крайностей – как единства, так и множественности.

"Только в спокойном состоянии человека, который достиг этого понимания, обретается плод медитативного созерцания; все вещи кажутся ему столь же иллюзорными, как картины миража".

Сказано:

"Перед собой, позади себя, во всех десяти направлениях света, куда бы я ни взглянул, я вижу Таковостъ117. Теперь, о учитель, иллюзия развеялась: Отныне мне не о чем больше спрашивать". Я могла бы продолжить эти цитаты и растянуть это приложение до бесконечности. В оригинальных тибетских работах недостатка нет. Даже перевод тех текстов, которые я привезла с собой во Францию, занял бы всю жизнь нескольких переводчиков. Но что эта скромная коллекция по сравнению с гигантскими библиотеками Тибета, где огромное количество томов, накапливавшихся веками, исчисляется сотнями тысяч!

Снабдив данную книгу отрывками переводов из нескольких тибетских текстов, я хотела подвести читателей к порогу тех эзотерических школ Тибета, о которых прежде рассказывались самые фантастические небылицы, и представить читателям некоторые из тех учений, которые ламы преподают своим ученикам.

Естественно, что приведенные выше концепции не являются теми единственными, которые признаны этими школами. Об этом можно судить хотя бы из моих пояснений при описании "посвящений". И тем не менее в среде просвещенных ламаистов преобладает гораздо большее единство взглядов, чем можно было бы предположить, основываясь на учениях, распространяемых в Тибете миссионерами различных махаянских или тантрических школ. Столетия их существования привели к определенному слиянию этих учений, а тибетский образ мышления наложил на них свой специфический отпечаток.

Словом, в ламаистском буддизме, если его освободить от наслоения народных верований, преобладает дух, свойственный как классической хинаяне, так и благочестивой сентиментальной махаяне, которую некоторые хотят отождествить с единственно истинной махаяной Асанги и его последователей.

Подобно тому как у патриархов школы чань мы находим фундаментальные положения буддизма, принятые и развитые китайским умом и пропитанные чисто китайским духом, точно так же мы находим в среде философов и мистиков Тибета те же самые фундаментальные принципы, принятые и истолкованные с точки зрения людей, весьма отличающихся от индийцев по складу ума.

Кто из учеников Будды наиболее точно выражает его мысль? Эту проблему не так-то легко разрешить, ибо мы лишены тех необходимых элементов, которые можно было бы использовать как основание для наших суждений. Письменные документы, которые представляют Учение Великого Мудреца, Сиддхартхи Гаутамы, Будды, появились спустя несколько столетий после его смерти, и мы с полным основанием можем считать, что на них наложили сильный отпечаток те взгляды и тенденции, которые преобладали уже в ту пору среди буддийских монахов.

Те, кто приписывает это предтечам Будды из народов желтой расы или из более или менее связанных с ними народов неарийского происхождения, вероятно, сочтут, что его отдаленные центральноазиатские или дальневосточные родственники, естественным образом гораздо лучше других приспособлены к восприятию всей полноты его Учения. Этот вопрос, если он вообще когда-нибудь и будет решен, в двух строках не рассмотреть. Если обстоятельства позволят, я позднее вернусь к нему. И все же, к каким бы результатам ни привел этот анализ, они никогда не будут абсолютно достоверными.

Поэтому, не отрицая интересных исторических и философских исследований, мы можем смело последовать совету ламаистских "посвящений" и достичь методами, которые аналогичны тем, что использовал сам Будда, созерцания Реальности, и вместо того, чтобы спрашивать у других о сокровенной мысли этого Учителя, сделать ее своей собственной благодаря обретению нами самими состояния Будды.